Башня. Новый Ковчег-2 - Евгения Букреева Страница 72

Литвинов негромко выругался, упомянул вполголоса Анну, которую, как назло, где-то черти носят.

— А ты сможешь? — он вопросительно посмотрел на Катю, но тут же (Катя даже не успела ответить) зло и торопливо сказал. — Кретин! Чего я несу, совсем мозги жиром от безделья заплыли. Катя, но ты хотя бы видела, как это делают? При тебе проводили подобные операции?

— Нет, не видела. Я не часто на операциях присутствовала, для этого надо специально учиться, на операционную сестру. Иногда, правда, Анна Константиновна брала меня с собой, когда никого больше не было.

— Чёртова Анна! И почему, когда надо, этой бабы никогда нет на месте! — опять не сдержался Литвинов.

— Борис Андреевич, а может мы попросим помощи? На этажах же коменданты есть, у них рации, телефоны, — проговорила Катя, и Кир вдруг подумал, что она права. Как им сразу не пришло это в голову? Савельев же не абы кто, он — Глава Совета. Да ради его спасения тут всю Башню должны на уши поставить, все больницы открыть, врачей сотнями нагнать, из лучших.

— Коменданты и рации, говоришь, — задумчиво ответил Литвинов, немного помолчал и отрывисто покачал головой. — Нельзя нам, девочка, к комендантам…

— Это, интересно, почему? — не сдержался Кир. — Боитесь, что вас узнают и снова посадят. А Павел Григорьевич, значит, пропадай!

— А ты не заводись, парень, — Литвинов повернул к нему лицо. — Горячку не пори. Подумай немного, иногда это помогает. За покушением на Павла кто стоит?

— Понятно, кто. Татарин с Костылём…

— Да, тяжело с тобой, Кирилл Шорохов. Бедная Ника. Костыль, Татарин… Они что, сами до этого додумались? Скучно им жилось, решили развлечься?

— Понятно, не сами, — при упоминании о Нике, Кира одолели противоречивые чувства. Во-первых, злость — как смеет этот гад, преступник, приговорённый к казни, в том числе и за то, что хотел похитить Нику, дочь своего друга, даже имя её произносить. Но было и ещё что-то. Видимо, Литвинов не был в курсе последних новостей и всё ещё считал его, Кирилла, парнем Ники. И это было одновременно и приятно, и горько.

— Уже лучше. Думай дальше. Если не сами, то кто?

— Да откуда мне знать? Шишка какая-то, сверху.

— Вот именно. Какая-то шишка сверху, — терпеливо повторил Литвинов. — Ну, дальше сам догадаешься, или ещё надо разжевать?

— Не надо, — буркнул Кир.

Но Борис Андреевич то ли его не расслышал, то ли всё-таки решил пояснить, сомневаясь в интеллектуальных способностях Кира.

— Мы точно не знаем, кто стоит за этим. Кто заказчик. Ясно одно — это не простой человек, не твой, как там его, Костыль… Слишком хорошо всё спланировано. Возможно, это даже кто-то из Совета, иначе бы Павла так просто не выманили на эту станцию. Савельев не мальчик какой. Так что там кто-то очень влиятельный, а может, и не один. И смерть Ледовского мне не сильно нравится, такое ощущение, что всё это звенья одной цепи. Не бывает таких совпадений. Просто не бывает, запомни, пацан, — зелёные глаза Литвинова жёстко сверкнули. — И, если они решились на такой отчаянный и наглый шаг, поверь моему опыту, они не остановятся. Наёмные убийцы, подкупленная охрана… Да любой комендант, если он вдруг в доле, прежде всего сдаст всю нашу компанию с потрохами. А не сдаст, так Павла и в верхней больнице прихлопнуть могут. Наверху им, может, даже удобней будет. Кто знает. Я рисковать не намерен.

Литвинов замолчал и снова отвернулся, наклонился к Павлу Григорьевичу, внимательно всматриваясь в лицо друга. А внутри Кира опять с особой силой вспыхнула злость. Слова Литвинова не были лишены смысла, и всё же… Сидит тут перед ними, рассуждает о тайнах сильных мира сего, спокойно, словно он не на заплёванной лестнице находится, а ведёт беседу в своём богато обставленном кабинете, который наверняка у него когда-то был. И вообще, все вокруг хороши.

Кир злился на Катю, на её слова «кто так перевязывает». На Сашку — пыхтит рядом и даже сказать ничего не пытается, типа устал бедняга. И даже на Савельева, который вообще хорош! Потащился по кой-то хер на заброшенную станцию, не мог сразу догадаться, что это подстава. Возись теперь тут… Но больше всего, конечно, Кир злился на себя. На свою тупость и никчемность. Тут умирает отец Ники (его Ники, и плевать, что она там с каким-то Степкой, она все равно ЕГО Ника), а он ничего не может поделать.

— Борис Андреевич, — снова подала голос Катя. — Что же тогда делать? Врач нужен обязательно. Анна Константиновна только утром будет. А сейчас даже дежурного врача нет, всех же сняли из-за ремонта…

— О, господи, — простонал Литвинов.

— Наши все врачи выше живут, да я и не знаю точно где. И вообще, все же сейчас по другим больницам распределены, там тоже дежурства, и…

В Кате проснулась болтливость, как это часто бывало, когда она волновалась или нервничала. Но Литвинов слушал её внимательно, не перебивая. Похоже, из них троих он считал толковой только Катю. Та же быстро перебирала все возможные варианты и тут же отбрасывала их как неподходящие.

— Я знаю одного врача! — неожиданно выпалил Кир и сам себе удивился. — Он друг моих родителей. Участковый у нас, на шестьдесят пятом…

— Участковый, — с сомнением протянул Литвинов.

— Да, участковый! Ну и что? — взъерепенился Кир. — Егор Саныч — хороший врач! Может быть, даже самый лучший. И он с Анной Константиновной знаком, я видел его у неё пару раз. И ещё, мне мама говорила, что он спасал тех, кого вы приговорили. Тем вашим законом долбаным. И ещё, он был там, на карантине. Том самом!

Кир понимал, что зря он пытается разозлить Литвинова. Они сейчас оказались в одном окопе, им нельзя ругаться, предъявлять друг другу претензии. Но ничего не мог с собой поделать. Впрочем, разозлить Литвинова было совсем не просто, такое ему, Киру, не по силам. Слишком разные весовые категории. Кир это понимал, но не мог не наскакивать на него, как потрёпанный петушок на огромного равнодушного пса, который может перешибить его одним взмахом хвоста. Может, но связываться с этим мелким петушком считает ниже своего достоинства.

— Участковый, значит… на шестьдесят пятом… — повторил Литвинов, пропустив реплики Кира про закон и карантин мимо ушей. Его лицо оставалось непроницаемым, но Кир каким-то чутьём угадал, что Литвинов думает, быстро анализирует в уме, делая свои раскладки. — Значит, так,