Чудо - Альберт Джоуль Страница 72

ПОМНИ, КТО ТЫ ТАКОЙ!

Я забыл самое важное. Я забыл, что где-то далеко у меня уже была семья, а ведь когда-то помнил их всех. Помнил своего отца, который был мне настолько же близок, насколько и брат. Помнил своих родственников, помнил своего прадеда, который смотрел на меня, и по-доброму посмеивался, наблюдая за робкими попытками малыша познавать мир. Я так и не вспомнил деталей, но любовь к семье резанула по сердцу так сильно, что я понял: я должен стать собой. Ради них. Ради брата, который от страха навсегда потерять меня бросился следом, и так же потерялся. Был ли Стас этим братом? Очень надеюсь, что да, с каждой новой мелкой подробностью, я замечал их сходство. Сердце сжималось: став человеком, мой брат тоже постиг главную особенность людей – совершать невозможное, он нашёл меня, хоть это было так же сложно, как найти зёрнышко льна, подхваченное ураганом.

ПОМНИ, КТО ТЫ ТАКОЙ!

Другие осколки жизней тоже обрастали подробностями, всё больше и больше. Я понял, зачем вообще мне снятся эти сны, и посмотрел на свою инфантильную придурь под другим углом. Я не просто капризничал, я искал что-то более глубокое, искал давно забытого себя! Я знал, что у меня появился шанс снова вспомнить самое главное, очнуться, как приходит в себя игроман, которого развернули спиной к монитору. Встретиться с заждавшейся меня семьёй! Я жадно глотал подробности из разных жизней, выделяя важное для той, которую живу сейчас, потому что какой-то частью себя я понял, зачем вообще ввязался в эту авантюру! Это было важнее, чем какие-то суперсилы или забавные факты о прошлом, это собиралась по крупицам моя давно потерянная, забытая жизнь. Настоящая жизнь!..

ПОМНИ, КТО ТЫ ТАКОЙ!

Эпизоды мелькали снова и снова, но это уже не сбивало с толку: осколки соединились в один сложнейший узор совершенной формы, олицетворявший то, что я искал, и тогда я…

Проснулся?

Стас

А теперь я расскажу, что было после того, как мелкий уснул. То, что брат спит, я не удивился: увлечься книгой настолько, что не заметить, как пролетел целый день, такое случилось с ним впервые.

– Что дальше делать? – спросил я иллюзиониста, придумавшего этот «верный способ» персонально для одного упёртого фантазёра. [Ты хотел сказать «упорного»?] Нет, сейчас именно упёртого! В сочетании с его способностью добиваться желаемого, это могло сработать.

– Тебе – ничего. Жди: отоспится, и всё будет нормально! Тридцать лет и три года он спать не будет, может вообще через час проснётся, или завтра утром. Что я бы посоветовал тебе, так это не будить его. – невозмутимо ответил Чешир. Я прикинул, какая буря меня ждёт, если я разбужу его в самый ответственный момент, и молча согласился: за такое я сам по шее бы надавал.

– Волнуюсь за него. Вдруг он за этой охотой за волшебством себя забудет…

Чешир выдал понимающую сочувственную улыбку:

– Знаешь, когда я своё прошлое вспоминал, меня это не сильно изменило. Только смелости прибавилось: послал дядю, который напирал, что работать нужно только за компьютером и на него, взял себе имя любимого героя детства, образ придумал, ушёл к феям декоратором, ну и так, по мелочам… – главный вдохновитель фей взять за идею бала сказку Кэрролла привычно рассмеялся. – Нет, ты прав, перемены были, что надо! Но все к лучшему! Не переживай: такие, как Лу, сами по себе достаточно чудесны, чтобы их меняло ещё больше!

– Я хотел бы, чтобы он не гонялся за своими «гениальными идеями».

– Всё равно продолжит гоняться, но в этом все мы! Ну, я пошёл, если будет желание поболтать, звони в любое время! – эльф-иллюзионист подмигнул, и привычно растворился в воздухе. На пол спланировала открытка с улыбающейся рожицей, и подписью «Всё будет хорошо!».

А я нервничал. Ещё в детстве, посмотрев мультик про Икара, Лу загорелся идеей летать на собственных крыльях, которые сделал из картона Пока мелкий залечивал ободранные коленки, я объяснял, что проблема героя мифа была не в том, что он использовал мало клея. Какой ещё дар ему нужен?! По детской наивности он не замечает, что вносит в Мироздание коррективы, какие не под силу больше никому, но это «не зрелищно», поэтому жива дурацкая мечта пускать из рук фейерверки, словно в компьютерной игрушке!

Я боялся. К своим тридцати годам я уже знаю, что слепо следовать мечте не стоит, а брат даже не заметил, как весь день просидел за учебником, слишком настроившись на написание книги! Мне хотелось просто прибежать в его комнату, разбудить, и хоть мир перевернуть, а убедить брата…

В чём?

Я понял, что сам не знаю, почему так боюсь. Да и чего именно боюсь? Что он станет серьёзным и угрюмым материалистом? Что он внезапно решит отправиться в кругосветное путешествие? Или что? Ни дед, ни бабушки, ни родители, никто не страдал синдромом гиперопеки. Я же ловил себя на мысли, что слишком боюсь за брата, каждый день изобретающего очередной оригинальный вариант «русской рулетки».

Я немного успокаивался. Когда-нибудь я пойму, почему меня это настолько напрягает. Может быть, талант Лу разовьётся немного дальше, и он сам сможет ответить на этот вопрос? Я мало разбираюсь во всей этой мистике, но, если бы брат мог дать мне какую-то инструкцию на этот случай, что бы он сказал? «Братиш, всё нормально будет, не переживай, мир такой, каким мы сами себе его придумываем, поэтому думай о хорошем… или о макаронах! Макароны – это всегда хорошо, даже когда летят на третьей космической скорости сквозь стратосферу!». Эта дурацкая мысль вполне в духе мелкого меня повеселила. Будь у меня заботливый старший брат, мог ли я тоже быть таким же весёлым мечтателем, живущим Свою Взрослую Жизнь? С приездом Лу я заметил, что иногда мы ведём себя одинаково по-дурацки, и мне это… нравилось.

К вечеру я ждал пробуждение брата, прислушивался к каждому шороху из его комнаты. Изо всех сил боролся с тревожными мыслями, прикрываясь интуицией, советовавшей ни в коем случае не портить «Эпический Опыт Создания Чуда Своими Руками», или вроде того. Пафосные названия я придумываю хуже мелкого, но этому он меня ещё научит, если не сбежит в Академию.

Кем бы ни были таинственные Послы, я был готов драться с ними, если они попробуют увести моего брата! К счастью, одарённые нередко отказывались бросить всё ради попадания в школу