Иван Петров - Томчин Страница 72

Ближе к лету и Мухаммад, наконец, своих орлов прислал. Пришел скромненький такой караванчик, тридцатка, никто им ничего не говорил, путей не указывал, чужие. Так не спросясь до небольшого торга доковыляли, недалеко от китайской границы и моей Ставки, соответственно. Вот и все их координаты. Чужие у нас по стране не ходят. Ходят, конечно, но под присмотром. Эти ни пароля, ни рекомендаций к нужным людям не имели. Тамгой моей самой простенькой — не разжились. Хотя толку бы не было, они у меня номерные и по списку. Так вломились — дикая страна, варвары, дойдем до главного варвара у границы, ему и товар вотрем. И на него посмотрим. Что с Мухаммада взять — такие разведчики, других не нашел. Трое их, цену заломили, гонор проявили, на меня орлами смотрят. Прямо мистер Стэнсон из "Начальника Чукотки". Из нормального, фильм который. Сейчас трубу от граммофона впаривать начнут, на песцов менять. Вон их — целая горка. Песцов, конечно. А товар — тряпки х/б. Я же говорю, на фиг нам они нужны, на складах своих полно. И со мной так гордо один разговаривает, нет бы — на брюхо упасть и ползти, от ужаса завывая. Можно было, конечно, моим с ним пообщаться, чтобы оставшаяся парочка весь товар заблевала. Негоже так, принародно, отца нации провоцировать. Ну да ладно, во-первых — не монголы, при таком подходе просто с ума сойдут. А во-вторых, шпионы что-то должны пославшему сказать, чтобы без войны и обиды. Купец за что болеет? Верно, за карман. За честь мужчина болеет. Приказал я забрать у наглеца весь товар в казну, а остальным заплатить, что потребовали, и выставить из страны вон. Ребята, вы персоны нон грата. Думаю, Мухаммад не поймет.

А у императора Елюя что-то с головой не в порядке, или душа от всего пережитого болит. Казалось бы, сиди теперь спокойно, правь империей в безопасности за спиной у надежного Пусяня и в ус не дуй. Отдохни от войны, не твое это дело. Так нет, собрал девяносто тысяч воинов и пошел мстить Корее за укрывательство оппозиционера Цину. Дошел до крепости Куджу, нашел армию генерала Ким Чхире, получил несколько раз по морде и, хромая, вернулся домой. И что ты кому доказал? У меня друзья детства корейцы, очень дружелюбные ребята, всем улыбались. Корейской мафии вообще было не видно и не слышно. Знал бы ты, как их знающие люди боялись. Даже говорить об этом страхе не хотели, чтобы тишину не нарушать. Дурак ты, Елюй.

Тем временем корпус Собутая, расположенный на южных границах подвластных нам территорий Китая, занимался тем, чем было сказано — особо не напрягался. Скромные будни обычных рабочих войны. Завтрак, обед, ужин. Никого не захватываем, контролируем территорию, следим за порядком. Порядок не нарушают — день прошел хорошо.

Циньцы тоже использовали спокойное летнее время по назначению: переформировывали и доукомплектовывали армейские части, пополняли продовольственный запас в гарнизонах, латали дыры в стенах городов. Но синдром императора Елюя проник и в их нестойкий организм. Решили Си Ся наказать за… все! Она им слабой показалась, а долю добычи получила — о-го-го! Сама маленькая, а брюхо здоровое. И всеми накопленными силами организма рухнула Цинь на Си Ся. Только забыли они, что Си Ся — моя. Я и не напоминаю об этом никому: доля прибыли исправно поступает, даже из военной добычи, караваны идут, в оазисы сисцы не суются. Чего кричать, все нормально.

Армия Цинь вторглась на территорию Си Ся, в осаду попали административные центры восточных регионов. Удару подверглись наиболее густонаселенные области и сельскохозяйственные районы, урожай на полях вытаптывался, гибли люди. Из столицы понеслись жалобные писки в нашу сторону. Корпус Собутая выступил на Кайфын, император тут же отозвал все свои войска из Си Ся, но было поздно. Собутаю сходу удалось занять заставу Тангуань, считавшуюся неприступной в прошлом году и, фактически, разрушившую наши планы. Если у императора каждый год будет повторяться такая паника, какая охватила там всех, кондратий в Кайфыне хватит не меня, а его. Подтверждая сложившееся о нем мнение, император сосредоточил свои армии только на обороне столицы. Себя, сладкого. Все города на пути к ней брались легко и с удовольствием. Много городов. Разгромы мелких соединений только увеличивали хаос. Авангард Собутая уже жег предместья Кайфына. И пока он занимался экономической войной, к столице подошли войска, наносившие удар по Си Ся. Пора было возвращаться домой. Захватить город такими силами мы не могли. По некоторым оценкам численность стянутых и находящихся в Кайфыне войск превышала нашу в пятнадцать, если не в двадцать раз. А что они будут кушать зимой — это забота императора.

Но тут появился тангутский корпус, радостно преследовавший войска обидчиков от самой своей границы. Догнал, и был в пух и прах разбит в битве при Динси. Тут до императора, наконец, дошло, сколь велико преимущество в численности тех, кто спасался от нас. Тангуты объяснили. Пытаясь избежать окружения, Собутай спешно переправился через Хуанхэ, но уйти не успел, и у города Пиньян был остановлен армией генерала Сюй Дина. Собутай потерпел поражение, с большими потерями все-таки сумел оторваться и уйти от преследования. Он лишился четверти состава корпуса, фактически, целой дивизии. Это было наше первое поражение от китайцев, и их численное превосходство нас не оправдывает.

Ни меня, ни Собутая. Наш промах в планировании кампании: недооценка сил и грамотности противника, непродуманность путей отхода. Вот такой я хороший полководец.

Летом все время мечтал сходить с сыном на рыбалку. Или его ко мне на озеро привезти, или самому вырваться — дней на двадцать домой съездить. Один он у меня. А я, в заботах о государстве, совсем с ним не бываю. Зимой разве, но сколько той зимы? Сначала итоги подбиваю, потом планы строю, а сыну — остатки? За что ему это? А если бы мой отец меня забросил, в академики рвался, выше головы хотел прыгнуть, кому-то что-то доказать, а я его видел урывками? Мне же нормальное детство дали, я его своему сыну передать должен, не имею права растрачивать то, что сам получил. И мой папа мог сказать, что — все для науки, для прогресса человечества, цель бесконечно далеко. Не может маленький человек со взрослым спорить. Тем живет, что ему уделяют. Почему я его лишаю знания и понимания происходящего, он тоже человек другой эпохи, как и я, у него в том мире могилы деда и бабушки остались, там он тоже родной. Как случилось, что это происходит, и я ничего не могу исправить? И опять мне выбирать, мой сын или жизни сотен тысяч людей — только потому, что я не успел додумать.

Перевел несколько детских песен, которые вспомнил — так, по одному-два куплета. Сыну напел. Главное, в них мелодии бодрые, жизнерадостные, а текст постарался сохранить максимально добрым, хотя для некоторых слов аналогов просто не подобрать. Я же для чего стараюсь про себя по-русски разговаривать и думать? Если совсем перейду на их язык — скоро и в остальном превращусь в "замшелое средневековье". Здесь-то оно, пока, раннее, а я по возрасту, бесспорно, сразу в замшелое войду. Радует, что сын с первого раза мелодии ухватил, распевать начал. Такой музыки этот мир не слышал. Я еще потихоньку пытаюсь ему классический репертуар напевать, на ля-ля-ля. Он у меня вальс Шуберта поймал на слух c одного раза. Это в моем хрипе и шептании мелодию разобрал — какой талант! Не скажу, что абсолютная музыкальная память, но "Сентиментальный вальс" Чайковского продолжил на два такта дальше, чем я ему пропел. Я пошел по пути акынов, горлом мычал. И нравится ему это все, напевает теперь постоянно, радует отцовское сердце. У Есун и Люськи тоже очень хорошие голоса, оказывается. Но у Есун со слухом проблемы, или она опять над нами подсмеивается. И не поймать!