Пересмешник - Алексей Юрьевич Пехов Страница 73

— Всенепременно, — он встал, хлопнул меня по плечу. — Бывай, братишка. Сейчас начнется новая партия, не желаю ее пропускать. Ты все еще в поиске?

— О чем ты?

— Прекрасно знаешь, что я имею ввиду, — нахмурился он. — Ты одержим желанием найти того, кто подставил тебя.

— А… ты об этом… Да. Я, представь себе, одержим жаждой справедливости. Не вижу в этом ничего плохого.

Виктор в раздражении взъерошил волосы на голове — первый признак того, что он начинает злиться.

— Это глупо, Тиль!

— Не узнаю тебя. Тебе всегда было плевать на мои авантюры.

— Мне и сейчас плевать, — буркнул он. — Но мама бы этого не одобрила. Потому что между справедливостью и местью нельзя поставить знак равенства. Помнишь, что она говорила о мести?

Теперь закипать начал я, но, понимая, что это вряд ли хоть чем-то мне поможет, сдержался:

— Ты знаешь, что нет. Она умерла, едва мне исполнилась неделя.

— Я ненавидел твоего отца за то, как он поступал с ней. А мать всегда внушала мне, что месть ничем не лучше яда. Месть нужна лишь дуракам и безумцам, которые не понимают ее последствий, потому что она никогда не бывает бесплатной.

— Даже ее слова не заставят меня отступить, — тихо ответил я.

Он вздохнул, покачал головой:

— В тебе слишком много от твоего отца, чэр. Не лги хотя бы себе. Ты все тот же самый азартный игрок, что и раньше. Просто ставки в той игре, в которую ты вступил, гораздо выше, чем в княжеском покере.

Виктор ушел, а я вздохнул:

— Вот и поговорили.

— Он с детства был трудным ребенком, — произнес Стэфан. — Никак не мог простить твоего отца и считал его виновником смерти вашей матери.

Я машинально кивнул, думая о том, что знаю цену мести. И да, она того стоит.

Иногда я начинаю размышлять, что я сделаю с тем, кто так поступил со мной, когда найду его? Разрежу на две половинки? Вырву сердце? Запру на шесть долгих лет в подвале собственного дома, чтобы он почувствовал такое же бессилие и отчаянье, что испытал я?

Не знаю. Видит Всеединый я, действительно, не знаю.

Так и не притронувшись к бокалу с шампанским, я встал с дивана, и почти сразу же появился предупредительный Ильхах. Предвосхищая его вопрос, я сказал ему:

— Мне хотелось бы поговорить с Фальком.

Тот на мгновение смутился, но ответил:

— Я узнаю, сможет ли он вас принять.

— Передай ему, что это в его интересах.

— Конечно, чэр.

Меня не заставили долго ждать и пригласили наверх. Узкая лесенка на дополнительный этаж, с которого открывался вид на зал с карточными столами, находящийся далеко внизу, привела меня к толстой металлической двери и охранникам-мяуррам.

— У вас есть оружие, чэр? — спросил меня один из четырех котов.

Я молча положил в стальной ящик револьвер.

— Мряожет еще что-нибудь? — вежливо уточнил охранник, не спеша уступить мне дорогу.

— Фальк, ты стал настоящим параноиком, — громко сказал я, зная, что он слышит меня из-за распахнутой в комнату двери. — Я не отдам амнис лишь из-за твоего опасения порезаться. Можешь поверить, когда мой нож остается в одиночестве, он гораздо опаснее, чем со мной.

— Заходите, эр’Картиа. Заходите, — раздался из комнаты усталый и не слишком радостный голос.

Меня больше не задерживали, и я оказался в большом помещении, с куполообразным, ребристым потолком, большим аквариумом с тропическими рыбками на всю южную стену, несколькими полотнами начинающего становиться модным нового художественного течения — импрессионизма — и целой горой неиспользованных фишек (каждая из которых была равноценна сотне фартов), что высилась на заваленном бумагами столе.

Фальк, пожилой мужчина с помятым, давно небритым лицом, глазами немного на выкате и редкими волосами у висков, встал, приветствуя меня:

— Чэр эр’Картиа. Признаться, я был сильно удивлен, услышав, что вы здесь. Желаете что-нибудь выпить?

— Нет. Благодарю.

Одежда у нынешнего владельца «Тщедушной ивы» была изрядно помята, а нелепые коричневые ботинки не чищены, наверное, целую неделю.

— Ну и чудесно, — голос у него был глухим, с хрипотцой. — Я знаю, что ваше время очень дорого. Да и мое, признаться, тоже. Так что, если вы не возражаете, давайте приступим к делам.

— Я ищу одного человека и думаю, что ты сможешь мне помочь.

Я достал из кармана часы, что вытащил из жилета мертвеца, лежавшего в моем доме, и протянул Фальку.

Тот взял их за цепочку двумя пальцами, поднес к глазам:

— «Мьядо-хуэр». Для среднего класса. Но работа ка-га, что повышает их ценность. Если что — это не мои часы, чэр.

— Я в курсе. Но ты, вне всякого сомнения, знаешь, кому они принадлежали.

Он поджал губы, понимая, что отрицать глупо, но все-таки сказал:

— На корпусе три едва заметные пробы, поставленные оценщиками моего заведения. Они уже почти сошли, но у вас зоркий глаз, чэр эр’Картиа. Однако что заставляет вас думать, будто я знаю владельца?

Фальк протянул мне часы.

— Пробы говорят, что он несколько раз оставлял их под залог, но каждый раз неизменно выкупал. Я помню правила «Тщедушной ивы» и не думаю, что за прошедшие годы здесь что-то изменилось. Вещи под залог берутся только у тех, в чьем слове можно быть уверенным. То есть исключительно у постоянных клиентов. Добро кассе выдать деньги за залог дает или владелец, или старший менеджер. Ты, насколько я помню, и тот, и другой в одном лице, и вряд ли доверяешь подобные вопросы Ильхаху. Поэтому я и пришел.

— В «Тщедушной иве» много постоянных клиентов, — проворчал он. — Мы, как видите, пользуемся популярностью. В игры играют внизу, чэр эр’Картиа. Не наверху. Здесь зарабатываются деньги и ведутся дела. Откровенно говоря, я не вижу особых причин, почему должен вспоминать имя одного из наших посетителей.

Он вопросительно посмотрел на меня, ожидая ответа. Я улыбнулся и задумчиво протянул:

— Ну, возможно оттого, что этот господин умер в моем доме, перед смертью назвав «Тщедушную иву». А еще потому, что он состоял в одной из организаций, запрещенных законодательством Рапгара. И им очень, просто очень, интересуется серый отдел Скваген-жольца. Людей Владимира эр’Дви нет в этом кабинете только исключительно из-за моего доброго отношения и доброй памяти к этим стенам. Мне показалось, что лучше поговорю с тобой я, чем несколько жандармов в серых мундирах. Но если ты так и не вспомнишь, возможно, им повезет больше, чем мне.

— Это меняет дело, — тут же сказал Фальк. — Мне нечего скрывать и совершенно ни к