Евгений Филенко - ШЕСТОЙ МОРЯК Страница 73

   — Это первый Дракон так решил. Ну... мало ли что там... интересного.

   — Разве вы не знали, что инициатива наказуема?

   — А кто накажет-то? — искренне удивился он.

   — Я накажу.

   — Ну так то вы... — сказал он заискивающе.

   — Тебя что, в детстве не били, когда пытался стянуть чужое? Не помнишь, как обходятся с теми, кто тырит по  карманам?

   — Я ничего не помню, — заявил алтарник, уставясь в пол. — Мне  незачем помнить прежнюю жизнь. Так  и так она больше не вернется.

   — Откуда такая уверенность? А вдруг хаос прекратится, человечество опомнится, возьмется за ум...  жизнь войдет в привычную колею? Люди восстановят города, отстроят  дома? Ведь такое уже случалось прежде после больших войн.

   — Такого прежде не случалось,  — сказал он тихо.  — Это не война  людей с людьми. Это вообще не война. Это  дорога в один конец. И человечество прошло ее до конца.

   — Такова Высшая Воля?

   — Да. Такова  Высшая Воля.

   — Хорошо, — сказал я, придвигаясь к нему вплотную и ловя взгляд суетно бегающих глазенок. — Теперь ты  меня увидел. Что дальше?

   — Я не знаю, — сказал он шепотом.

   — А я не с тобой разговариваю...

   Дракон замолчал, о чем-то мучительно размышляя. Он производил  впечатление существа недалекого,  сильно напуганного, и этот угнездившийся глубоко внутри страх превращал его в  безвольную  куклу, которой легко  можно управлять. И, кстати, управляли. Высшая Воля...

  — Вы меня не убьете? — спросил он заискивающе.

  — Обязательно убью, — сказал я. — Зачем ты мне нужен живой?

  — Меня накажут. А ведь я ничего дурного не сделал.

  — Может быть, не накажут, — утешил я его. — Задачу ты все же выполнил.

  — И правда! — приободрился алтарник.

   Выражение тихой радости с его лица не смогла стереть даже смерть.

   Сам того не желая, я ему немного помог. Если кому-то и взбрела бы на ум фантазия возвращать алтарника Селафиила из мертвых, он измаялся бы собирать воедино кровавые лоскутья и наверняка оставил бы это пустое занятие.

   А я собрал вещи, вскинул сумку  на плечо, зная, что больше не вернусь в эту прозекторскую, и заглянул по соседству — потолковать с первым Драконом. И ничего, что он был мертв, как камень. Я тоже неплохо умел поднимать из могилы.

9

   Допрашивать мертвеца —  непростое занятие,  требующее определенных  навыков, точности формулировок и бездны терпения. Возможно, в будущем, когда — и если! — человечество овладеет непростым искусством отзыва с того света, появится особое профессиональное сословие, скажем, постмортем-интеррогаторов...  Впрочем, нет. Уже не появится. У человечества нет будущего. Как бы я ни  относился к словам и личности седьмого Дракона в ранге алтарника, в одном я с ним был полностью согласен: эта дорога пройдена до конца.

   — Нет, я не хочу, — сообщил мне мертвец, едва только я вернул ему "способность говорить.  — Не надо, отпусти же меня наконец, «разреши оковы  неправды,  развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо»[48]...

   — Непременно отпущу, — с готовностью обещал я.

   Мне действительно не было никакого резона затягивать это знакомство.

   — Ну сколько можно, — продолжал он свое нытье. — Сделал я все, как повелел ты мне, так и сделал[49]... открыл вентиль, заложил заряд...

    Похоже было, что он отчитывался за какие-то прежние заслуги, перемежая свои речи цитатами из Библии, а вот события недавнего прошлого улетучились  из его памяти вместе с жизнью. И, если верить алтарнику, мой нынешний собеседник по меньшей мере однажды на собственной шкуре испытал наказание подъемом из могилы. Что явно пришлось ему не по вкусу.

  — Имя? — привычно потребовал я.

  — Но ты же знаешь, — удивился он. — «Ты знаешь, видишь меня и испытываешь сердце мое, каково оно к Тебе[50]... двое из мужей оставались в стане,  одному имя Елдад, а другому имя Модад...» [51]

  — «И оставите имя ваше избранным Моим для проклятия; и убьет тебя Господь Бог» [52], — несколько напрягшись, невпопад молвил я. — Кто ты из этих двоих?

  — И нарек  имя сыну своему — Модад,  — ответил он застенчиво. — Агониодиакон Модад...

  — Иначе говоря, боевой диакон?

  — «Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое...» [53]

  — А где Елдад? — не удержался я.

   Он не нашел ничего лучшего, как пробубнить банальное «разве я сторож брату моему» [54].

  — Черный Чоппер, — сказал я. —  Поезд до Силурска. Человек с сумкой.

  — Ну хорошо, я сделаю это,  — пробормотал он. — Только откройте путь, иначе мы не успеем. Почти два километра пешедралом...

  — Кто должен открыть путь?.

  — Вы, — объявил он с некоторым удивлением. — Больше ведь никто не способен! «Не в воле человека путь его, что не во власти идущего давать направление стопам своим. ..»[55] Или... или этот, с сумкой... он такой же, как вы?

  — Нет, он другой, — сказал я наобум. — И, кстати, повтори поставленную задачу.

  — Не хочу, — заупрямился мертвец. — Не могу. Не помню.

  — Делай, что тебе говорят, —  настаивал я. — Иначе я не позволю тебе умереть окончательно.

  — Ну пожалуйста, — снова  захныкал он. — Я устал, я не могу. «Человекам положено однажды умереть, а потом суд...» [56] Дайте мне  спокойно дождаться суда, я заслужил...

  — Заслужил, — сказал я, — конечно, заслужил. Кто же, как не ты! И я отпущу тебя. Если ты повторишь задачу.

  — Но я  не помню! — возразил он со всей искренностью, на какую могла быть способна половина туловища. —  Найти... увидеть... И  все! Больше ничего не помню! «Ныне прости вину раба  Твоего...» [57] Разве было что-то еще?

  — А потом? Что потом?

  — Вернуться с докладом... как обычно.

  — Куда вернуться?

  — К Алтарю, разумеется. До  Храма слишком далеко, а счет на минуты...

  — Хорошо, к Алтарю. А где Алтарь?

  — Там же, где обычно. На север от юга.

  — А если его там нет?

  — Как это нет?! Алтарь всегда есть. Нельзя, чтобы его не было! «Все пространство  его вокруг — Святое Святых...» [58]

  — Ну, а все же...

   На  протяжении  всей  нашей довольно-таки бестолковой  беседы, густо перемежаемой отсылками к  сакральным текстам, агониодиакон Модад сохранял отсутствующее выражение на неживом сером лице, глаза были закрыты, и на этой окостенелой маске шевелились одни