Феликс Крес - Брошенное королевство Страница 74

Он молчал, размышляя над ее словами.

— Я дам тебе обещание, госпожа, но и у меня есть условие.

— Слушаю.

— Вместе со мной ты освободишь всех, кого схватили сегодня.

— Не может быть и речи.

— Но, ваше высокоблагородие…

— Но, ваше благородие! — прервала она его. — Ты отец моего друга, старого друга. Но я тебя даже не знаю. Я должна отпустить твоих… не знаю кого, как их назвать? Товарищей? Убийцу и княжну морских разбойников, и ко всему — ее приемного отца, тоже разбойника, настоящего короля пиратского княжества? И кого еще я должна отпустить? У меня тут есть один, который три дня назад убил жену и двух малолетних сыновей, которые защищали мать от пьяного папаши. Заступись за него, господин. Если хорошо подумать, то на его совести наверняка меньше злодеяний, чем у парочки, за которую ты просишь. Может, даже в сто раз меньше.

— Ты так сильно осуждаешь бесчестие и преступность, госпожа? — язвительно спросил он.

— Осуждаю. Я больше не разбойница, я нашла свое место в имперской организации, стоящей на страже закона. Можно над этим исподтишка посмеиваться и подмигивать, когда мы сидим так, как сейчас, наедине, поскольку ты знаешь, кем я была когда-то. Но вслух я должна призывать к справедливости, ибо такова судьба каждого, кто окажется среди волков — выть вместе с ними. Все в Лонде знают о том, что схвачена преступница и задержано пиратское судно, в чем участвовали два корабля морской стражи, замешана даже армия. Честно говоря, судьба твоих друзей уже от меня не зависит. Машина запущена, ваше благородие. Все, что я могу сделать — принять на веру твои объяснения, что ты встретил их случайно и ничто тебя с этими двумя не связывает. Ты хотел сесть на какой-нибудь корабль, чтобы плыть в Дартан. Ты не знал, что это пиратский корабль; тебя там наверняка бы убили, чтобы завладеть твоим имуществом…

— Кто в это поверит? Я жил с Ридаретой в одном доме.

— Я слишком задумалась… извини, и ничего не слышала. Так ты говоришь, господин, что встретил эту женщину в порту?

Таменат подумал, что, возможно, ее благородие Арма получит всего в избытке — справедливости, казней, и даже карканья ворон, когда они начнут слетаться к трупам… Но наместница не знала, о чем он думал.

Он не дал ей слова. И остался под стражей. Арма все ждала и ждала. Рбита же все не было и не было.

А княжна Риолата Ридарета все злилась и злилась. Сперва. Потом она помрачнела, впав в оцепенение и апатию.

Уже две недели (кажется, две недели, а может быть, только десять дней, или напротив, уже двадцать) она сидела в камере размером с дупло, почти в полной темноте, так как свет просачивался лишь сквозь щель между солидной дубовой дверью и полом. Маленькое окошечко иногда открывалось, и тогда между двумя прутьями толщиной в палец наполовину ослепленная слабым светом единственной лучины женщина могла увидеть омерзительную физиономию стражника. Не хватало воздуха — в камере не было ни одного окна.

Когда время от времени открывался люк в потолке, спертый воздух вырывался из подвала, давая место более холодному, — но в запертой наглухо камере разницу с трудом можно было почувствовать. Ридарета не собиралась унижаться до просьб — первые два дня. Потом она научилась вежливо поскуливать под дверью, чтобы ей открыли перегороженное железными прутьями окошечко. Стражники менялись три раза в сутки, и только одного ни разу не удавалось упросить.

К ней относились неплохо, кормили же просто отвратительно.

Ридарета потеряла счет времени. Она понятия не имела, сколько уже сидит в душной дыре. Ей следовало считать кормежки и смены караула — но кормежки все были одинаковые, смены караула же она порой просыпала. Предоставленная самой себе и, похоже, всеми забытая, она в сотый раз думала о том дне, когда ее схватили. Она могла сделать все — но не сделала ничего. Таменат, увидев корабли морской стражи, советовал возвращаться к берегу. Она сама сперва хотела поджечь паруса обоих кораблей… что, правда, могло удаться или нет… но по крайней мере давало шанс. Но на этих кораблях собрались не дураки. Шедший впереди слегка отклонился от ветра, ложась на курс, словно собирался выйти из бухты. Второй последовал за ним. Она позволила себя провести, поверив, что цель морских стражников — вовсе не «Сейла». И в самом деле — зачем целым двум кораблям направляться к невооруженной дартанской каравелле, спокойно стоявшей на якоре? Если даже трибунал знал о ее выходках в Лонде, то он в любом случае никак не мог связывать одноглазую женщину с дартанским парусником на рейде. Корабли направлялись явно не к «Сейле».

Потом оказалось, что все-таки к ней. Оба корабля резко свернули, и уже не осталось времени играть с огнем, поскольку первый дошел бы до борта «Сейлы» даже по инерции, даже с горящим такелажем; паруса все равно уже спускали. А тогда… тогда погиб бы Раладан, имевший двадцать солдат и столько же матросов против сотни стражников и имперских моряков.

Ей пришлось отдать все, кроме одежды, после чего ее вытащили из шлюпки, словно кролика из загородки, а затем посадили в клетку в подвале, где она сидела, не зная ничего о Раладане. Вернее, знала лишь, что он погибнет, если она не будет послушной. Золотоволосая женщина средних лет и весьма средней красоты (Ридарета догадалась, кто это) лишь однажды заглянула в окошечко и заговорила с ней.

— Этот подвал слишком слабо охраняется, — сказала она. — Для того, кто отрывает людям головы, — наверняка слишком слабо. Не страшно. Беги отсюда, красавица, пожалуйста. Сбежишь? — с надеждой спрашивала она. — Хотя бы попробуй, может, я немного помогу? Мне тяжело будет обречь на смерть капитана твоего корабля, но, если ты сбежишь, я смогу переломать ему кости, лишь бы он только выдал, где ты находишься. Мне кажется, вы достаточно близки друг другу? Сама понимаешь, он наверняка будет знать, где тебя искать.

Примерно таков был смысл ее слов, поскольку невидимый переводчик за дверью, похоже, не сумел передать весь сарказм, заключенный в голосе женщины.

Лязгнул засов окошка; золотоволосая ушла.

Плененная агарская княжна совершенно забыла, вернее, лишь изредка вспоминала, что в Лонде вместе с ней был великан-старик, мудрец-посланик, которого она знала много лет. Он вообще ее не волновал. Она думала о Раладане, единственном человеке на свете, за которого она отдала бы свою рубиновую жизнь.

20

В Лонде, в отличие от сердца Тяжелых гор, рассвет удалось заметить, особенно если учесть, что день выдался ясный. Арма этой ночью много раз просыпалась, пока наконец не смирилась с бессонницей, глядя в окно через прекрасное, только что вставленное дартанское стекло. Еще недавно в этих окнах были скверные мутные стеклышки в оловянных рамках.