Дмитрий Морозов - Штрафбат магического мира Страница 76

Он замолчал, погрузившись в свои мысли, а Ладар принялся сравнивать две коротких фразы, прокручивая их в голове. Две фразы, в каждой — по два одинаковых слова. Мысли вертелись в голове, тяжёлые, словно кирпичи, а когда понимание обожгло их, парень чуть не задохнулся.

— Вы хотите сказать, что раньше воевали иначе? Без клейма? И воин сам решал, как выполнить задачу?

— Ты тоже решаешь сам. — Ируг недовольно поёрзал на козлах. — Разница только в том, что у тебя нет возможности манёвра, ты не можешь отступить и переиграть, если что-то пойдёт не так.

— Людей лишают выбора, заставляя быть послушными, даже когда они идут на смерть. — Голос жреца взвился, но тут же оборвался, зазвучав глухо и надтреснуто. — Именно за мысли на сей счёт меня лишили сана.

— Вы думали о клейме?

— Нет, чадо. Я ничего не знал об организации военных действий. Я думал о вере, о том, какой она стала.

— Так в церкви никто клейма не ставит!

Фодр улыбнулся. Немного иронично и печально.

— А зачем? К чему тратить магию и силы, когда с детства детей воспитывают с клеймом в душе? Раньше говорили, что люди — это божьи дети. Затем понемногу мы стали рабами, овцами божьими, а он — нашим пастырем. Раньше человек знал, что богу нужен он — умный и сильный, дабы улучшать землю и сиять вместе с ним в вечности. Сейчас от верующего требуют одного: послушания. Будь послушен, и бог сам сделает тебя и умным, и сильным… Только будь послушен! И я, грешный, решил, что это нужно не богу, а правителям на земле.

— Ну тогда понятно, за что вас отправили сюда! Есть же свод правил, заповеди, они во всех священных книгах написаны!

Жрец вздохнул.

— Дитя. Ты и правда думаешь, что господу важно, когда и как ты ему молишься? Он судит людей по делам, слова ему не важны!

— Ну там же и другие правила, верные: не укради, не убий… — Ладар осёкся, и Фодр понимающе кивнул.

— В правилах написано одно, а церковь призывает к другому. А истина вообще в третьем: правила нужны тем, у кого нет бога в сердце. Нет таких правил, которые могут предусмотреть все случаи в жизни.

— И как запустить бога в себя?

— Найти его. Не в книгах и не в церкви, а в мире вокруг. Найдёшь — сможешь понять, где твоё место и чем ты можешь помочь Создателю всего сущего. Ведь его храм, его детище, сама его жизнь — это весь мир, а не разукрашенная комнатка.

— Странно, что вас не сожгли. — Айяр внезапно оказался совсем близко, с другой стороны телеги. — Искать бога не в церкви… за такое сжигали и в более благополучные времена.

— Они не хотят порождать мученика. — Фодр внезапно закашлялся — долго, с надрывом. — Вначале меня перестали лечить, однако болезнь убивает долго. Война — быстрее.

— А вы способны взять в руки оружие? — В голосе Айяра слышалась ирония.

— Вряд ли. Но я надеюсь всё же умереть правильной смертью.

— Не бывает правильной и неправильной смерти. Смерть — всегда смерть, конец всему.

— Нет! — Два голоса слились в один — пожилого священника и вчерашнего крестьянина. Рикс, смутившись, замолчал, а Фодр продолжил:

— Большинство людей умирает неправильной смертью. Смерть от старости и дряхлости, когда человек бежит, наукой и магией оттягивая неизбежное; смерть в молодости, когда ничего не достигнуто в жизни; смерть с сердцем, отягощённым прожитыми годами и собственными деяниями; смерть с грузом страстей, когда так не хочется расставаться с тем, что награбил, накопил, наворовал… Шагнуть за порог можно по-разному, но умереть, вобрав в себя весь мир, очистив собственные помыслы, с кристально ясными мыслями и смело глядя вперёд, навстречу неизбежному — такая смерть представляется мне хорошим итогом жизни. С прошлого месяца, подав верховному жрецу свой труд «О природе бога и ошибках церкви», я готовлюсь к такой смерти.

Все замолчали, глядя вперёд на дорогу. Опытные воины, ходящие по краю со смертью наперегонки, никогда не рисковали смотреть ей в лицо. За исключением одного молодого крестьянина.

Новый лагерь поразительно напоминал старый. Луг, землянка, сложенная из толстых брёвен, и десяток палаток для тех, кто не отвоевал себе места поспокойней и позащищённей. Только тут не было прямой дороги к противнику — вражеские армии разделяла река. Вздохнув, Ладар по привычке направился к ближайшей к передовой палатке.

— Погоди, давай посмотрим землянку. — Тонкая кисть легла ему на руку. — Здесь нет специальной ловушки, дополнительных защит и всего такого — обычная часть. Тут могут и напасть, если подловят момент и вскроют стандартную оборонительную магическую схему. Дополнительная подстраховка нам не помешает… Если эта хатка не слишком загаженная.

Землянка оказалась чистенькой и уютной. Возможно, раньше тут был не штрафбат, а рядовая, патриархальная рота, где вчерашние крестьяне добросовестно наводили порядок — и столь же добросовестно погибали под вражескими стрелами. Небольшая, пять на десять шагов, она могла с относительным комфортом разместить трёх-четырёх человек — или в ней могли расположиться два десятка, как это и произошло сразу по прибытии штрафников в часть. Перемирие не прошло для Хорька даром. За время вынужденного безделья тот сколотил из отбросов, которыми так славился штрафбат, свой собственный отряд, или, вернее, банду. Ему назначили не столь уж большой срок, плюс два месяца перемирия. Хорёк был умён и рассчитывал дотянуть до возвращения в строй, просто ставя между собой и смертью живую стену из сколоченной наспех стаи. Сейчас его отряд, составляющий практически всё последнее пополнение штрафной роты, чуть больше двух десятков человек, пытался расположиться в небольшой, но неплохо защищённой комнатушке. Сразу резко запахло потом, вонью немытых тел и чем-то кисло-сладким, приторным и кружащим голову.

— Вниманию всех присутствующих. — Ируг специально оставил открытой дверь — так, чтобы свет, льющийся из неё, слепил глаза людей, уже привыкших к полумраку. — Эта землянка переходит в распоряжение костяка штрафбата, а именно: меня и моих товарищей. Всех остальных попрошу очистить помещение, не забыв захватить мусор и прочие свои вещи. Заранее спасибо за понимание.

Скрестив руки, отставной маршал неторопливо прислонился к косяку, всем своим видом излучая уверенность, что всё будет по его слову. Пара парней попроще попытались было выйти, но их тут же схватили за руки и заставили сесть. Взгляды всех скрестились на Хорьке, ожидая его слов. Тот не спеша откинулся на единственном стуле и, покачиваясь, уставился на Ируга. Он явно пытался ответить в той же утончённой манере, однако не хватало воспитания — и опыта.