Наталья Резанова - Дорога висельников Страница 76

Эбль оседлал лошадей (Перегрин, разумеется, снова задался бы вопросом, откуда бедная девушка, жившая в Нессе на пенсион, выплачиваемый опекуном, и не имевшая собственных средств, взяла деньги на лошадей, и не самых плохих). И госпожа со слугой выехали из Галвина. Была ли Аглавра при этом расстроена или нет, трудно сказать – ее лицо вновь было прикрыто маской. Так она защищалась от ветра, а о защите иного рода позаботился Эбль. Ибо он был вооружен на зависть: топор-пистолет и еще два пистоля при седле, сабля и целый арсенал ножей у пояса.

Была ли вооружена сама барышня Аглавра, стороннему глазу определить было невозможно – она плотно куталась в свой подбитый белкой плащ. И то – день выдался ясным, холодным и ветреным. Но хоть Эбль и прибыл с Юга, это ему было нипочем. Вопреки тому, что он жаловался на холод Серку. Плоский суконный берет он сдвинул на затылок, кафтан расстегнул. Кафтан, впрочем, был плотный, простеганный не ради щегольства. Такая ткань не могла заменить настоящий доспех, но неплохо защищала от скользящего удара.

Аглавра, перехватив поводья, нагнала его.

– Скоро уже? – раздраженно спросила она.

– Если будем вот так ползти, как беременные вши, до завтра доберемся. А если рысью поедем, то до вечера.

Это был вовсе не тот тон, каким слуги разговаривают с хозяевами. Впечатление усугублялось тем, что голос у него был грубый и глухой.

– Я вообще не понимаю, зачеммне нужно ехать на эту встречу. Все так хорошо сложилось… старик ничего не заподозрил…

– Он, может, и не заподозрил. Но тебя не к нему посылали, а к Роуэну.

– Ну и что? Про то, что Перегрин может быть там, тоже было сказано.

– Перегрин смылся. И мы не знаем куда. Ты даже не сумела узнать, что он накорябал в своем письме. Ну, этим займутся другие…

– Зато я сумела достать бумаги Роуэна. Пришлось насыпать сонного зелья этому дылде-приказчику, так что он храпел, как зарезанный.

– Да, – Эбль смягчился, – по чужим шкафам и шкатулкам шарить ты умеешь, этого у тебя не отнимешь.

– Вот видишь! Спокойно дождались бы Роуэна, а дальше бы все было, как задумано.

– Ничего не поделаешь. Этот тип из Тримейна желает говорить только с благородными господами. Вот ведь дурь у этих столичных! А я за благородного никак не сойду. Придется тебе потрудиться.

– Все равно! Опять тащится в такую даль, по холоду… у Роуэна, по крайней мере, в доме тепло и постель приличная… хотя и кормят, как у мужичья. А тут… монастырь, представляю себе! И еще беглые каторжники кругом…

– Прекрати ныть, Маджи. Пенсион господина адмирала нужно отрабатывать. Бояться тебе нечего. Аглавра Тионвиль померла очень ко времени, верно? Да ее в Нессе и не знал никто, она ж носу из дому не высовывала. Об остальных, ежели кто будет мешаться, позабочусь я. Так что действуй. Если не поленишься пошевелиться, и приданое дадут. Ничего, может, тебе еще и понравится…

Он слышал, что в прежние времена монастыри отапливать не полагалось. Печь была только на поварне и, может быть, в бане – там, где позволял устав. Оттого-то монахи и заслужили славу толстяков и обжор. Они не только ели и пили в три глотки, чтоб согреться, а еще и стремились поддеть под рясу с десяток одежек. Но те времена остались в прошлом. К тому же аббатство Святой Евгении было обителью карнионского устава. Свободного от многих северных строгостей.

Это, кстати, одна из причин, по которой он оказался здесь.

Карнионский устав.

Так или иначе, в настоятельских покоях, которые он занял, камин имелся, и он приказал развести огонь. Ему нужно было разобрать книги отца Джеремии. Пока что осмотр этих книг, а также монастырской библиотеки ничего не дал. Он, по правде говоря, и не ожидал ничего иного. Если здесь действительно есть что-то важное, вряд ли оно будет храниться открыто. Но сейчас у него появился предлог побыть в одиночестве, не видеть этих мерзких рож…

Просто посидеть у огня.

Может, покои отца Джеремии особой роскошью и не отличались, но всяко были уютнее той конуры, каковую старик выделил ему первоначально. Здесь, например, было удобное кресло с широкими подлокотниками. Правда, без подушек.

Человек, с которым он беседовал незадолго до отъезда из Тримейна, восседал примерно в таком же кресле, но на подушках, обтянутых малиновым скельским бархатом и обшитых серебряной бахромой. Сейчас, у камина, он вспоминал лицо этого человека – круглое, румяное, с мягкими щеками, за которыми прятались прищуренные глаза. Он был безбров и лыс. Впрочем, лысину венчала круглая бархатная скуфейка – это дома, а в официальных случаях ее прикрывал подбитый куницей берет. Также и мантия в таких случаях должна была укрывать в своих складках весьма упитанное тело, дома же ее сменял длинный, как приличествовало возрасту, распашной кафтан цвета жухлой травы. Толстяк, которого не волнует ничего, кроме вкусных яств, – так подумал бы каждый, кто увидел бы его впервые. Но этот человек был слишком хорошо известен в империи, и те, кому выпало встретиться с ним лицом к лицу, в подобные заблуждения не впадали.

– Что же, что же… я прочитал ваше послание, господин… э-э-э…

Его голос был так же маслянист, как и губы.

– Ивелин, – подсказал тот, кто сейчас сидел у камина в настоятельских покоях, а тогда стоял перед креслом толстяка. Он знал, что сесть ему не предложат. Хотя аудиенция и давалась неофициально.

– Что ж, стремление пользоваться этим именем понятно. Оно, в отличие от имени Дидим, не навевает… таких уж дурных воспоминаний.

– Я ношу фамилию Ивелин совершенно законно, ваше превосходительство. Мой покойный дядя, Эберо Ивелин, не имея собственных детей, назначил меня наследником, но с условием, что я приму его имя.

Ромуальд Сакердотис, канцлер империи Эрд-и-Карниона, смотрел на посетителя, благодушно щурясь. А может, щурился он от бликов свечей на оконных стеклах и мраморных стенных панелях.

– Зато другой ваш дядя, Торольд Веллвуд, кажется, обзавелся детьми в чрезмерных количествах, что не помешало вам предъявить права на наследство… Я, сударь мой, человек дотошный и решил узнать, что вы собою представляете. Поэтому затребовал материалы вашего процесса. И получил их… за исключением тех разделов, что находились в ведении Святого Трибунала.

– Я полностью оправдан, господин канцлер.

– Мне это известно. Даже странно, что Святой Трибунал вынес решение так быстро, – обычно они не склонны к спешке, предпочитают обстоятельный подход. Вашу мать приговорили к церковному покаянию за недонесение, а вот вы признаны невиновным в сообщничестве.

– Но это же естественно – в то время, когда она… впала в это прискорбное заблуждение, меня еще не было на свете.