Айя Субботина - Сердце мертвого мира Страница 77

  - Стоит ли верить тем, кто назначен рельским шакалом? - сомневалась Катарина. - Братец, они заняли места тех, которые не стали кориться воле Шиалистана. Раз он сам их назначал и выбирал - значит, уверен, что случись что - воины придут ему на помощь.

  - Шиалистан дальше носа своего не видит, - отмахнулся Фиранд. - Сыплет золотом без меры, а кто откажется взять, если дают и ничего взамен не требуют? Это только Гирам знал, что такое клятва, а теперь дасирийцы измельчали, слово тому, клятва этому.

  Катарина позволила себе снисходительную улыбку.

  - Ластрики знают цену своему слову, - тонко намекнула она, в ответ на что тут же получила гневный взгляд брата. Он знал, о каком слове шла речь, и, должно быть, только теперь понял, от какого позора спала его маленькая сестринская услуга - лицо его читалось как открытая книга. Впрочем, Катарина так же знала, что стоит брату захотеть - и лицо его сделается непроницаемым. Блефовать он умел, равно как и доводить противников до ступора своим не пробивным хладнокровием. И женщина не преминула воспользоваться этой брешью. - Фиранд, ты знаешь, что я всегда безропотно принимала всякую твою волю. И принимаю теперь. Прошу только не торопиться... - Она выдержала нужную тягучую ноту. - Время для союзов еще не пришло. Я не стану Фраавег может и заручился поддержкой военачальников, только их слову цена - грош. И Ракела злить нет надобности. Положенный по рхельским традициям царский траур длиться ровно один век луны, и ты не хуже моего знаешь, что даже Ракел не посмеет нарушить его раздором от своей руки или воли.

  Фиранд согласился кивком, потирая лоб, весь рыхлый от густых морщин.

  - Я же буду молиться Шарату, чтоб указал путь и отвел от нас беду.

  Брат снова качнул головой, после чего попросил ее оставить его наедине с раздумьями. Уже у двери леди Ластрик нагнал его последний вопрос.

  - Заради какого лиха ты велела отрезать языки всем моим невольникам?

  - Чтобы знать наверняка, что стены Замка на Пике безмолвны, - невозмутимо ответила Катарина в пол оборота, и поспешила, подгоняемая Фирандовым ворчанием.

   Катарина безмолвно вышла. Только когда невольники закрыли за ней дверь, Катарина позволила себя помянуть задницу харста. И как Фиранда угораздило? Ее всегда рассудительный брат будто с цепи сорвался, норовил влезть в то, что пахло гаже содержимого выгребной ямы. Военачальники Дасирии, назначенные Шиалистаном? Катарина не верила ни одном из десяти, хоть многих даже в имена не знала.

  Весь день до вечера дурное настроение было ей верным спутником. В какую бы часть замка не направилась леди Ластрик, каким бы делом не занялась - оно всегда глодало ей загривок. Но и этим дел не закончился. Когда солнце клонилось у горизонту, заволоченному сумеречными облаками, прибыл Дарайт - лорд-магнат Совета, а так же один из немногочисленных друзей Фиранда, проверенный временем. Старику уже стукнуло семь десятков лет, он сделался сухим и изможденным и вот-вот готовился отойти в мертвое царство. Ходили толки, что его одолевает несколько тяжелых хворей, но еще больше вели разговоры о том, что на старости лет Дарайт выжил и ума, сделался постоянным гостем в "Виноградине" и хвалиться, что помрет с резвой девкой на своем члене.

  Фиранд и старик Дарайт уединилась в личных покоях брата и Катарине оставалось только бесцельно расхаживать поблизости, в надежде, что ее посвятят в чес причина нежданного визита. Лорд-магнат приехал без важного эскорта: его сопровождали только шестеро солдат, с ухмылками отменных головорезов. Глядя на их лица, таремка невольно вспомнила е случаи, когда с неугодными Дарайту людьми случались всякие неприятные вещи: один поскользнулся и насмерть расшиб голову, второй накололся на свой же меч, третьего нашли за городом, распухшим в реке. Не многим это нравилось, но противники старика зачастую были негодны и Фиранду тоже, так что Дарайт спокойно доживал старость.

  Прошло несколько часов, прежде чем Дарайт покинул Замок на Пике, на прощание пожурив Катарину, что так и не стала женой его единственному сыну. Она как всегда вежливо посетовала на ошибки молодости. На том и разошлись. Фиранд молча заперся у себя в комнате, оставив Катарину мучиться неведением.

  Кто знает, долго ли бродила бы она темными пустыми коридорами, если бы в одном из закутков ей на встречу не выплыла длинная тонкая тень, расплывчатая в свете мерехтящих факелов. Катарина вскрикнула, отпрянув к стене. Только когда тень выплыла из своего укрытия, леди Ластрик справилась с собой. И как ему удается все время быть рядом и ничем не выдать своего присутствия, подумала Катарина, гневно глядя на бесцветное лицо Многоликого.

  - В следующий раз за такие фокусы я велю тебя выпороть, - бросила таремка.

  Мальчишка ничем не выдал ни злости, ни веселья. Только продолжал смотреть на нее покорными пустыми глазами, за которыми не разглядеть души. А, может, и нет ее у него? Катарина отошла к стене, поманила Многоликого за собой, чуяла, что не просто так он показался. Он всегда был одиночкой, и мог неделями теряться в Замке на Пике: не захоти Многоликий, чтоб его нашли, мог запросто найти тысячу щелей и дверей, за которыми находил себе надежное убежище. Иногда леди Ластрик казалось, что мальчишка знает замок лучше чем те, кто в нем родился и провел не один десяток лет.

  Многоликий являлся только если Катарина нуждалась в нем или просто желала скоротать тягостный вечер под звуки его лютни. В иное время он был свободен, точно ветер. Предвидя важное известие, таремка осмотрелась - не подслушивают ли их? После того, как провалился ее план, она все больше опасалась предателей. Оттого и велела отнять языки всем невольникам. Тех, что были личными прислужниками ей и Фиранду, отправила на каменоломни, взяла новых. Языки им тое отрезали, а темнокожие рабы из Эфратии никогда не владели общей речью. Конечно, это принесла неудобства, но, по крайней мере, так Катарина меньше опасалась быть преданной. И завела себе правило менять невольников в первые пять дней каждого месяца, даром, что род Ластриков получал право выбирать первыми, до начала официальных торгов. В обмен на это Фиранд прикрывал глаза на то, что многие невольники были не просто селянами, захваченными удачливыми работорговцами. Раз попался - значит, раб и весь сказ. В Тареме, как нигде во всем Эзершате, работорговля процветала.

  - Нас никто не услышит, госпожа, - успокоил ее Многоликий. - Стал бы я заводить разговоры в ненадежном месте.

  - Я уж своей тени не доверяю, - призналась она. - Чем меня порадуешь?

  - Наверное, моей госпоже было бы интересно узнать, о чем шептались Фиранд со старикашкой, - непринужденно сказал Многоликий. Он прислонился к стене, наполовину скрытый тенью.