Сергей Вишневский - Пест-серебрушка Страница 8

– Не пойду, – со вздохом произнес Пест. – Не можно мне своей жизнью жить и то делать, что вздумается.

– Эко как! Ну тогда рассказывай.

– Что знать тебе хочется, баб Акилура?

– Рассказывай, как наказ мой выполнил, как учеба твоя у Трипона – кузнеца из роду Дорожичей – прошла. Что сумел? Что не вышло? Все рассказывай! С прошлого урожая тебя не видывала, не слыхивала.

Пест сложил руки на груди и, вздохнув еще раз, начал рассказывать. Говорил он короткими рублеными фразами.

– Ты уж прости, баб Акилура, но опозорил я село наше. Я со старшим сыном, наследником старосты Дорожичей, на кулаках сошелся. Зело хорошо тот на кулаках бьется, и не смог одолеть я его. Тут меня зло взяло, и не стерпел я. Кулаком с огнем из дара ему в левую скулу сунул.

– Знаю я про то дело. Аль, ты думаешь, что рана жжёная сама так быстро заросла? Не печалься. Ты рубаху сними и спину свою покажи.

Пест скинул на скамью рубаху и повернулся к Акилуре спиной. На спине красовались росчерки шрамов. Шрамы были прямые и явно от кнута. Необычным было только то, что шрамы сильно выпячивались, словно приклеенные. Акилура провела кончиками пальцев по спине, ощупывая шрамы.

– Добро кнута получил! Добро! Соленой водой поливали?

– Оной самой! – ответил Пест и передернул плечами.

– Добро!

– Да, какое уж тут добро!

– Обыкновенное! Помнишь, чего боялся до розг?

– Боялся, что помрет сын старосты и он виру с села нашего возьмёт! Ночь, пока в яме сидел, все единому молился, чтобы живой был.

Старуха с прищуром взглянула на Песта и кивнула своим мыслям.

– От рожи подпаленной не всяк помрет. Только ежели на роду написано. Про все знаю, врачевала я лицо его. Подпалена останется, конечно, но жить будет и наследника сделает. А ежели ты еще раз с кем на кулаках сойдешься – я тебя прокляну на два колена! Ишь! Силу в себе почуял! А я тоже хороша! Огню да земле обучила! – Акилура принялась копаться в корзине, которую с собой принес Пест. – На вот, яблочко скушай… Будет урок тебе, да ему в память на жизнь. А мой наказ за огрехи твои таков: будешь учиться душою глядеть да носом магию чуять! Понял меня?

Пест упер взгляд в пол и согласно кивнул.

– Ты мне за кузнечье ремесло скажи. Что Трипон говорит, тяжко было аль легко?

– Работа в кузне не тяжелее нашей плотницкой, да вот Трипон говорит, что металла не чувствую да мастера из меня не выйдет.

– Кузнец средней руки значится. Но и то в хлеб. Косу аль подкову выковать сможешь?

– Смогу, баб Акилура! Я себе нож сковал! – С этими словами Пест достал из-за пояса небольшой ножик. Тонкое и узкое лезвие делало его больше похожим на шип или полированный плоский гвоздь. Длиной он был в две трети ладони здорового мужика.

– Аль не знаешь ты, Пестушка, что магу оружие в руки брать нельзя? Аль ты на суку повисеть решил, за шею подвешенный? – Голос Акилуры снова приобрел каркающие нотки. Она протянула руку в требовательном жесте.

– Так то ножик по хозяйству! Ширина лезвия в два пальца, длина меньше ладони! Не оружие сие, баб Акилура! Мне кузнец сразу наказ дал. – Пест вложил в ее руки ножик, который сам выковал.

– Коли так, то добро, но носить с собой его тебе недозволено! Мал ты еще да в дом добро не носил, – проворчала старуха, ощупывая нож.

Хоть Пест и умел делать снасти для рыбной ловли, но самостоятельно его на реку никто не отпускал. Только со старшими отроками или взрослыми мужиками. Детвора, имевшая право на самостоятельную добычу пропитания, относилась к отрокам. Самостоятельными их не считали, и слова они не имели своего, но статус их уже был выше детворы. Их уже брали с собой на торжища, если заслуживали, и ставили руководить детворой.

– Нож отцу отдашь… – Акилура еще с минуту крутила нож в руках, тщательно его ощупывая и обнюхивая. – Ворожбу на металл навел? – спросила она Песта. Тот кивнул. – Руки старые, рисунка на лезвии не чают, но смердит от ножа землей сырой. Чую, ты в него знак земли вковал?

– Так оно! Только толку с того не много. Нож острее других и заточка дольше держится. Пробовал я, баб Акилура, ворожбу огненную в гвоздь вложить, да не вышло у меня. Только три гвоздя попортил. – Пест вздохнул. – Развалились они, словно ржой покрытые.

– Огонь в железо поселить трудно. Не его это стихия, хоть через него прошло… Такой ворожбе только в академии маговской учат. Ты вот что. До сумерек камень, что Пикард с городища принес, наполни. А как сумерки найдут – ко мне приходи. Отцу скажешь, я тебя на три дня заберу. – Старуха принялась копаться в корзинке и достала оттуда горшок с топленым маслом. Понюхав его и улыбнувшись, она обратилась к Песту. – Матушке поклон от меня передашь, а теперь до дому иди. Отец должен скоро вернуться…

Пест подходил к землянке старухи Акилуры. Он весь день провел в рассказах. Сначала рассказывал отцу о своих приключениях, а когда дошло до инцидента с сыном старосты, то получил тумаков еще раз. Уже к вечеру вернулись братья и младшая сестра. Пришлось еще раз рассказывать о своей учебе у кузнеца. Отец, к слову, нож отобрал и воткнул его в стену над столом. Песту при этом велел ножны под него смастерить, а когда отдаст и отдаст ли вообще, не обмолвился.

Сейчас же Пест шел, улыбаясь и морщась одновременно. Улыбался он от того, что наказание отца вышло не таким страшным, как ожидалось, а морщился от того, что разбитая губа при попытке улыбнуться снова начинала кровоточить и болеть.

– Не мельтеши под ногами! Распрыгался он! – Услышал голос Акилуры Пест. Он уже подошел к ее землянке.

– Ну говори уже! Сколько томить можно? – послышался из землянки тоненький, дрожащий голосок.

– Придет наследник, тогда и дело будет! Гать под лавку! И чтоб не слыхивала я тебя, не то хвост отдавлю! – Услышав ругань Акилуры, Пест немного замялся перед дверью, но потянул ручку из старой, изогнутой и отполированной ветки.

– Пришел значится! – встретила словами Песта Акилура. Она стояла у печи и что-то помешивала в горшке. Парень проморгался, привыкая к полутьме, и заметил что-то черное под лавкой. – Вылезай! Глянь на наследника моего!

Из-под лавки послышалась возня и выглянул абсолютно черный пятачок. Затем показалась морда целиком. На Песта смотрели красные буркала натурального черта. Когда черт вылез из-под лавки, Пест смог его оценить. Ростом не выше колена, рожки с фалангу мизинца на черных, как смоль, волосах и неестественно длинный хвост. Одежды, кроме родного меха, не было. Болтающиеся между ног мужские гениталии ясно давали понять, что создание мужского рода. Черт подошел к нему, цокая копытцами, и начал принюхиваться, забавно шевеля пяточком.

Акилура в это время сняла горшок с печи и поставила на стол. Взглянув на улыбающегося Песта, она ухмыльнулась.