Вера Камша - Красное на красном Страница 8

Светочи эсператизма утверждали, что, ограничивая тело, укрепляют дух и радуют Создателя, но наголодавшийся Робер был полностью согласен с гоганом. Тем не менее накинуться на еду, не узнав главного, было невозможно. Иноходец собрал волю в кулак и постарался не глядеть на лучший из столов Агариса.

— Благодарю достославного Енниоля и его соплеменников за любезное приглашение, — принц придерживался тех же взглядов, что и его маршал, — но мы хотим знать, чем изгнанники могут быть полезны вашей общине.

— Я слышу то, что ожидал услышать, — все так же негромко произнес Енниоль. — Могут ли изгнанники быть полезны правнукам Кабиоха, и могут ли правнуки Кабиоховы облегчить участь изгнанников? Если блистательные согласны, мы узнаем ответ до конца этой ночи, но я — старый человек и не привык смотреть на юношу снизу вверх. Я прошу гостей этого дома опуститься в кресла и отведать четыре раза по четыре блюда, дабы показать, что они доверяют хозяину. Люди Чести чтят свои обычаи, мы, правнуки Кабиоховы, — свои, и в этом — наша сила и наше спасение.

Хозяевам Робер не доверял. Да и кто в здравом уме и трезвой памяти станет доверять гоганам, но почему не поесть, если предлагают, да еще столь настойчиво? Самолично встав у жаровен, достославный Жаймиоль доказал свое право называться лучшим поваром Агариса и всей Кэртианы. Конечно, общество гоганских старшин несколько портило удовольствие, да и выказывать застарелый голод не хотелось, но Эпинэ и Ракан отдали должное угощению. Енниоль рассказывал о достоинствах предлагаемых яств, Альдо время от времени отвечал, остальные молчали.

Трапеза закончилась уже знакомыми чашами для омовения рук. Слуги вынесли стол и зажгли неизбежные курильницы. Робер Эпинэ видел напряженное лицо своего сюзерена — Альдо понимал, что они вступают на шаткую лестницу, которая может вести как в рай, так и в преисподнюю.

— Прежде чем предложить блистательным то, что мы хотим предложить, — начал достославный, — я хочу спросить, что знает великолепный Альдо из дома Раканов о нашей вере и о прошлом своей семьи?

— Почти ничего, — покачал головой Ракан, — вы не любите быть на виду, а я, правду сказать, в эсператизме не силен. Клирики говорят (надеюсь, достославный меня простит), вы молитесь демонам, которых изгнал Создатель.

— Слова блистательного не являются оскорблением, — негромко проговорил Енниоль, — так думают многие, и мы, правнуки Кабиоховы, не спешим развеять мрак, в коем блуждают непосвященные. Те, кто забыл родство свое, недостойны его. Только мы храним в своей памяти то, что храним, и, когда солнце взойдет на Западе, станем теми, кем станем, но ты, блистательный, принадлежишь к избранному роду, и мы откроем тебе истину…

Робер Эпинэ стиснул зубы — проповедь после обеда, что может быть гаже, но проклятый гоган не перейдет к делу, пока не нагородит тыщу ведер вяленых кобелей[32]. Придется слушать. Иноходец украдкой глянул на Альдо — в глазах принца пряталась обреченность, но на лице был написан вежливый интерес — от природы порывистый, чтобы не сказать неистовый, Ракан научился держать себя в руках еще в детстве. Изгнание и бедность — хорошие наставники, даже слишком хорошие.

— Я не стану называть блистательным все колена Кабиоховы, — похоже, Енниоль понимал, какому испытанию подвергает своих гостей, — и не стану призывать их принять нашу веру. Быть может, потом блистательным откроется истина, и они сделают шаг от величия земного к величию горнему. Пока я скажу лишь то, что скажу. Мы, как и вы, верим, что мир сей создан в шестнадцать дней, и создавший его, имя коему Кабиох, ушел по звездной Нити, но далее наше знание и ваши заблуждения расходятся, как расходится торная дорога и след ослепшего осла.

Гоган остановился и пристально посмотрел на гостей. Видимо, достославный ждал, что они с Альдо возмутятся, но принц смолчал, а маршал тем более. Робер Эпинэ слишком ненавидел пареную морковь и постные рожи, чтобы вступаться за эсператистов. Надо полагать, родившемуся в Агарисе Альдо хозяева насолили еще больше. Эпинэ показалось, что Енниоль подавил улыбку.

— Постараюсь не злоупотреблять вниманием блистательных. Вы верите, что мир наш захватили демоны, правившие семь тысяч лет и изгнанные вернувшимся Создателем, но Создатель превыше всех в Мудрости и Силе, все идет по воле Его. Мог ли Он уйти, оставив сотворенное ничтожным? Могли ли демоны осмелеть настолько, что захватили принадлежащее Ему?

Вопросы ответов не требовали, но Роберу стало интересно. В самом деле, если Создателю известно будущее, как вещают клирики, значит, про демонов он тоже знал? Знал и не остановил?

— Вижу в глазах блистательных тень сомнений, и я рассею ее. Четверо не были демонами, но первыми из детей Кабиоховых, сильнейшими, мудрейшими и справедливейшими.

Енниоль замолк, строго и требовательно глядя на Альдо. Ракан вежливо улыбнулся.

— Теперь я знаю смысл вашей веры, но я по-прежнему не…

— Блистательный гость — последний в роду Раканов, правителей земных, в чьих жилах течет кровь всех сынов Кабиоховых. Раканы — внуки Кабиоховы, гоганы лишь правнуки. Откажется ли Альдо Ракан от того, что принадлежит ему по праву рождения, в обмен на трон Талига?

Роберу показалось, что он ослышался, и Альдо, судя по его лицу, тоже. Талигойский трон для родившегося в Агарисе наследника Раканов был чем-то вроде миражей Багряных земель. Иноходец Эпинэ попробовал на зуб гражданскую войну и уверился в том, что их дело обречено, и вдруг…

— Блистательные гости удивлены? — подал голос старейшина гоганов. Говорил он один, остальные лишь согласно наклоняли головы, словно свидетельствуя слова Енниоля.

— Признаться, да, — не стал ходить вокруг да около Альдо. — От чего именно я должен отказаться и каким образом вы можете нам помочь? Ссудить деньгами?

— Золото может многое, но мы сильны не только золотом, но и знаниями, и многим иным, о чем блистательным гостям знать необязательно. Когда Альдо Ракан наденет корону, он вспомнит этот разговор, а он ее наденет, если согласится.

— Достославный, — изгнанник взглянул в лицо старому гогану, — до сего дня я не знал о вашей вере, но я знаю, что вы ничего не даете даром и всегда остаетесь в выгоде.

— Потомки Гоха желают принять на свои плечи ношу, брошенную нерадивыми, — сверкнул глазами Енниоль, — то, чего мы хотим, отринуто прародителями блистательных много веков назад. Альдо из дома Раканов обретет то, что видит во снах, взамен того, о чем его сердце никогда не тосковало.

Пусть блистательный поклянется, что, став властителем Талига, отдаст в руки правнуков Кабиоховых старую Гальтару и реликвии, созданные в те поры, когда Раканы не знали эсператизма. И он сядет на трон.