Елизавета Дворецкая - Солнце Велеса Страница 8

– Мать говорит – князь за нее заступается. Жалеет очень…

Лютава промолчала. Она не могла осуждать поведение отца, но от его чрезмерной любви к черноглазой чужачке ждала, как и прочие Ратиславичи, всяких бед. Особенно эта любовь усилилась в последние пять-шесть лет, когда с Вершиной рядом уже не было княгини Велезоры. Перед первой женой-волхвой он немало благоговел и не смел наносить ей обиды, открыто предпочитая чужеземную рабыню. Новая же его законная жена, Обиляна, слишком юная и робкая в чужом краю, не сумела указать хвалиске ее места. Вершина был добрым человеком и старался никого из жен и детей не обидеть, но все знали, кому он отдает предпочтение на самом деле.

– Ой! – Далянка вздрогнула, вдруг увидев в паре шагов от себя Лютомера.

С волчьей шкурой на плечах, он появился бесшумно, будто дух. Однажды, еще подростком, Далянка увидела в лесу волка – одни глаза, следящие за ней из гущи ветвей. И всегда вспоминала этот спокойный, изучающий взгляд, когда замечала Лютомера. В глубине его души тоже жил волк, сквозь эти серые глаза пристально наблюдающий за человеческим миром снаружи.

– Жива будь! – Лютомер кивнул Далянке, потом посмотрел на сестру. – Пойдем. Темяна с крады собрала, велела в реку высыпать.

В руках у него был простой горшок, в который Темяна смела с крады обгорелые останки Дрозда. Обычно прах погребали под родовым курганом, но кости парня, умершего дурной смертью, не следовало оставлять в земле.

– Пойду я. – Лютава на прощание обняла Далянку. – Смотри, не ешь больше пирогов у кого попало. И… прошу тебя, не рассказывай родичам… ну, про приворот. Не позорь отца моего. Мы сами между своих все уладим.

Глава 2

– Это какой еще приворот? – спросил Лютомер, пока они шли вдвоем по тропе от березы к Ратиславлю, чтобы взять челн.

Ратислав Старый, основатель Ратиславля, пришел сюда со своим родом с запада, от верховий Днепра, и поселился среди голяди, на старом заброшенном городище: подновил оползший вал, поставил поверх него крепкий частокол из толстых дубовых бревен. Изнутри площадку городца огибали длинные избы-обчины, куда жители Ратиславля и округи собирались на совет и на пиры, но внутри стоял только княжий двор. Остальные жили снаружи, в селище на высоком берегу возле мыса. Пращур Ратиславичей вел свое происхождение от князей племени смолян, которым и теперь отдавал четвертую часть собранной дани. У него было несколько жен – одни знатного рода, другие попроще, и каждая принесла потомство. Теперь Ратиславль и округу населяло уже пятое поколение, вовсю рожавшее на свет шестое.

В городец Лютомер и Лютава не пошли, а забрали чей-то челн с отмели и поплыли вниз по течению. Прах дурных покойников следует выбрасывать пониже, чтобы его не несло мимо населенных мест. Правда, между Ратиславлем и устьем Угры, где она впадает в Оку, за день-другой пути можно было встретить еще немало селищ и старинных городцов – частью заброшенных, частью подновленных и обитаемых. А дальше на восток начинались земли вятичей, подчиненные князю Святомеру гостиловскому.

Одной рукой направляя челн, Лютомер обдумывал услышанное.

– Эти криксы вообразили, будто ты никогда не вернешься! – возмущенно пересказывала Лютава. – В «отреченные» пойдешь, в лесу сгинешь, а весь наследок отцов Хвалису достанется! Он уже себя князем угрянским видит, к Далянке сватается и сулит «княгиней будешь»!

– Прямо так сватается? – прищурился Лютомер.

– Еще не… там все еще хуже! – Лютава вспомнила продолжение. – Они Далянку приворожить пытались.

– Кто – они?

– Пришла к ним Галица, принесла пироги от Замили. Видать, нашептанные пироги были.

– И кто же их нашептал?

Лютомер смотрел на сестру, выразительно подняв бровь, а она молчала. Уж не Замиля – та прыщ заговорить не умеет.

– Галица и нашептала… – предположила Лютава наконец. – Она ведь замужем у Просима жила… года два или три. Он мог научить.

Лютомер кивнул. Старый бортник Просим сам имел славу «знающего» и мог научить невестку ворожбе.

Но дальше начиналась сложность, с которой они не знали, как быть. Приворот – не шутки. Замиля приказала своей челядинке приворожить Далянку к Хвалису, а это значит, что дурная ворожба пришла на дочь Немиги из Ратиславля. За младшую жену отвечал князь Вершина – отец Лютомера и Лютавы. Имея сына, Замиля входила в число матерей рода, а значит, и Лютомер имел перед ней некие сыновние обязательства. Если Далянка расскажет Мешковичам правду, на весь род Ратиславичей падет тень позора.

Но что-то делать было надо. Лютомер и Лютава были бы рады увидеть Далянку женой кого-то из своих братьев, но уж точно не Хвалиса!

– Поговори со стрыйкой Моляшей, – наконец решил Лютомер. – Ей надо знать, если кто в семье ворожбой балуется. И пусть сама решает, она там набольшая.

Молигнева, родная сестра князя Вершины, была старшей жрицей угрян и распоряжалась всеми обрядами «живой» стороны, в то время как Темяна, ее мать, была волхвой, посланницей от Яви к Нави.

День был ясный, уже начинало припекать. В зелени берегов пестрели белые нивянки и розовые метелки ревелки, а вытянутые облака лежали на синеве небес, будто рушники, вытканные солнцевой сестрой и приготовленные в ожидании лучезарного брата. Любуясь ими, Лютава совсем забыла, что держит возле колен горшок с прахом. Но вот Лютомер оставил весло и кивнул ей.

Лютава встала и подняла горшок.

– Горе да беда – с водой уйди навсегда, – заговорила она, с усилием опрокидывая тяжелый горшок над рекой. Прах, перемешанный с обгорелыми останками костей, посыпался в воду. – Ты – за рекой, мы – за другой. Как солнышку в другую сторону не катиться, так и тебе назад не воротиться. Кто этот прах назад соберет, тот нам зло принесет; кто сочтет на небе звезды, в лесу листья, в реке песок, в овине солому, на собаке шерсть, на овце шерсть, на козе шерсть…

Она бросила в воду пустой горшок; тот ушел с легким бульканьем. Лютава вынула из корзины каравай, который забрала из селища у Молигневы.

– Вот тебе хлеб да соль – у стола не стой. – Она пустила каравай по воде вслед за прахом, в угощение умершему. – В оконце не гляди, к живым не ходи.

И перевела дух.

Лютомер взялся за весла и повел челнок назад к Ратиславлю. Проводить тело было наименьшей заботой из тех, какую на них возложила эта внезапная смерть.

– Ой! – Лютава, сидевшая лицом по ходу челна, вдруг вытаращила глаза. – Гляди, к нам гости! Да много!

Лютомер обернулся. К отмели, где приставали все ратиславльские челны, приближались две чужие лодьи – насады, вмещавшие каждый по десять человек с поклажей для дальней дороги.