Сергей Мельник - Барон Ульрих Страница 8

Собственно, откуда мне, доктору медицинских наук, столько известно обо всех этих травах? Все очень просто. Я терапевт, если остальным врачам «достаются» те или иные части тела, то я вынужден знать человека от головы до ж… и даже дальше. Сотни и сотни прошли через меня, день за днем, а особенно старики, обделенные финансами в нашей стране. Что прикажете врачу делать, если субстрадированные медикаменты и активные химические вещества стоят подчас больше, чем вся пенсия старого больного человека?

Правильно, выслушать всю эту белиберду от страждущих — о настоях, травках, примочках и даже о конских каках, которые стоит втирать в больные суставы, а потом закопаться в литературу, чтобы понять, не сделают ли они себе этими травками только хуже. Положение обязывает, под налетом моего профессионального цинизма есть человек, способный сопереживать и сочувствовать. Вот и приходилось мне давать рецепты на те или иные травяные сборы или рассказывать страждущим, что заваривать и как пить. Да уж, приходилось экономить на здоровье людей.

— Смотри, Ви. — Я поднес горшочек к девочке. — Помнишь, ты целую охапку черемухи принесла и, пока я спал, закидала меня ею?

Да, на днях она учудила: наломав черемухового цвета, обложила меня им, пока я спал. У меня потом полдня голова болела, и еще неделю народ потом надо мной хохотал, называя принцессой — у них тут была сказка вроде нашей про спящую красавицу, только вместо хрустального гроба был волшебный, вечно цветущий луг.

— Да! — Она интенсивно закивала, улыбаясь мне. — Уна, спля плинцесса!

— Да-да. — Я поспешно перебил Ви, заслышав смешки старушки, которая явно была в курсе тех событий. — Так вот, Ви. Черемуху надо, как бабушка Априя, в кувшинчик сложить. Тогда получится вот такая водичка, ей ранки промываешь, и тогда ранки не гноятся. Тебе понятно?

Та вновь кивнула, уже без подсказок обрабатывая знахарской настойкой мои руки, при этом что-то воркуя на своей детской тарабарщине, уже полностью успокоившись и, похоже, находя это действие забавным.

— Вот так, молодец, девочка, — подбадривал я ее. — Умница. Все, а теперь, видишь, бабушка ножик принесла? Им нужно аккуратненько срезать вот эти «ошметки» кожицы по краям.

— Уна, бо! — Она испуганно встрепенулась.

— Ну что ты, маленькая, совсем не «бо»! — Я старался говорить мягко, чтоб не напугать ее. — Мы можем ее оставить, ничего страшного, только тогда под ней будет всегда мокреть и будет долго заживать.

Подключилась Априя, также давая советы на пару со мной, девочка, боязливо каждый раз вздрагивая, провела первую операцию в своей жизни. Маленькая заноза упрямо не слезала с меня, целиком и полностью оккупировав мои колени и не отпуская руки.

— Фух! — на пару с Априей выдохнули мы.

— Теперь все, заматывай и тащи свою принцессу домой! — сказала знахарка, подмигнув мне. — Умотали вы меня, детки, старую! И еще — у девочки талант, спокойная, непугливая. Ты, Уна, позови, как будешь в деревне, ко мне ее отца, хочу девочке ремесло передать.

Вот так мне прибавилось головной боли. Казалось бы, простая просьба знахарки, а столько хлопот мне. Априя быстро договорилась с родителями Ви, а вот с упрямой малявкой кто будет договариваться? Ага, правильно, Уна, ему-то делать как раз нечего после утренней кормежки скота, проверки рыболовных корзин, работ в поле и на грибной ферме.

Всем, конечно, было смешно, всем весело, а у меня послеобеденный сон накрылся медным тазом.

Эта мелкая заноза устроила целый концерт с заламыванием рук, слезами и криками — вынь да положь ей Уну.

Ее вроде бы даже отец выпорол хворостинкой, а она, бестия, с дому тикать и — куда бы вы думали? Под мою кровать спряталась.

В общем, решили, что я буду отводить Ви к Априи и сидеть с ней там, пока она не привыкнет к старушке. Тут уже я попытался взбрыкнуть, но, увы, вынужден был срочно ретироваться, когда дед намекнул на стимуляцию моего нижнего полушария палкой. Знахарь в деревне человек уважаемый, а уж если Априя еще и ученицу себе пожелала, то деревня в лепешку разобьется, но ученица будет.

Вернувшись с дедом после проверки самоловов, быстро перекусил и сбегал к колодцу умыться. Через полчаса, взяв за ручку прыгающую от счастья девочку, направился к дому Априи, рассеянно кивая детскому лепету и периодически машинально поддакивая ее вопросам. Дни наступили уже по-летнему теплые, деревья и кусты отцвели весенним цветом, поле с горем пополам засеяли, и жизнь дала немного расслабиться, выделяя мне иногда минуты, часы, а порой и целые дни покоя и сладкого ничегонеделанья.

Дошли быстро, задерживаться не стали, так как сегодня вместе со знахаркой собрались в лес, травы собирать да постигать науку.

Еле заметная тропинка быстро уводила нас прочь от деревушки, пели и щебетали птички и маленькие девочки, хихикали и загадочно улыбались бабушки, все были такими милыми, что даже я не ворчал, шагая легко, вдыхая полной грудью сытный и такой терпкий воздух леса.

После весеннего буйства природы лес щедро одарил нас, дав буквально за каких-то два с половиной часа богатый сбор трав, которые мы увязали в заплечный мешок, врученный мне, ибо такова участь всех мужчин — таскать тяжести за слабым полом.

— Давайте, детки, посидим. — Априя устало примостилась на поваленное дерево. — Тяжело мне за вами угнаться.

Скинув с плеч мешок, сел рядом с ней, наблюдая с бабкой за неугомонным маленьким торнадо, носящимся по «куширям» со щенячьим азартом и приносящим периодически пред наши умудренные опытом очи свои изыски.

— Белоцвет, — называла бабка поднесенную девочкой травку. — По лету бесполезен, в начале весны можно корень его выкопать и запарить от мук, испытываемых животом.

— Это еще что за нежности? — возмутился я всунутой мне в волосы ромашке. — Хотя стой, мелкая! Стой спокойно, кому говорю? Это ромашка, ее, если как чай заварить, можно пить как закрепляющее при диарее или для снятия метеоризмов. Еще ей женщины голову моют.

— Что такое дирея? — спросила бабка, удивленно раскрыв глаза. — И что за страшные ризьмы снять может и зачем ей голову мыть?

— Агась! — Тут же запрыгала девочка, умудрившись всунуть мне в волосы еще с пяток цветочков.

— Ну… — протянул я, собираясь с мыслями. — Диарея — это когда, эм-м-м-м… ну жиденько когда с попы льется, а метеоризм — это когда к первому еще и со звуком.

— Фу на тебя, — махнула Априя в мою сторону рукой.

— Фу тя! — тут же поддержала Ви знахарку.

— А ты, мелкая, не фукай, а запоминай, — серьезным тоном, пригрозив пальцем, продолжил я. — Ромашка разная бывает, и пользуют ее по-разному. Я уже сказал, от каких недугов помогает, а теперь скажу еще, что девушки ей голову моют, от нее волос сальным и свалявшимся не становится долго, и кожу протирать хорошо, зуд там снять али царапины ноют.