На взлёт! (СИ) - Голотвина Ольга Владимировна Страница 8

А лодка снова вздрогнула от удара снизу. Раздался треск.

Юнга решился. Он встал, удерживая равновесие, вскинул руки. Дотянулся до тонких нижних веточек. Они оскорбленно рванулись из пальцев, оставив парнишке полные горсти листьев.

Вторая попытка – и Олух вцепился в ветку, потащил ее вниз, со страхом думая: «Сейчас сломается!»

Лодка рискованно накренилась.

Юнга не знал, что за тварь там, внизу, пытается до него добраться. Но он уже понял, почему капитан запретил им с Райсулом купаться в озере.

Впрочем, мысль о капитанском запрете лишь мелькнула в памяти. Сейчас важна была только крона, которая все ниже склонялась над головой. Пальцы уже перебрались на ветку потолще... всё, сильнее березу уже не нагнуть.

Отчаяние придало парнишке силы и ловкости. Он подтянулся на руках так проворно и ловко, что впору илву! Ветви захрустели, но юнга уже добрался до ствола, растянулся на нем.

Сломанные ветки до крови расцарапали руки и плечи, острый сук прорвал штанину и вонзился в ногу. Но парнишка не чувствовал боли.

Береза содрогнулась. Олух представил себе, как подмытые корни не выдерживают, дерево плюхается в воду, а там уже ждут чьи-то жадные пасти...

Некоторое время он лежал неподвижно, прислушиваясь к хлюпанью и треску внизу. Кто-то расправлялся с лодкой.

Затем, решившись, юнга стал сползать по стволу, разрывая в лохмотья свою сине-белую рубаху леташа.

Береза выстояла, выжила сама и спасла непрошеного гостя. Позволила перебраться на свои корни, а потом и на мшистый берег.

7

С кончиков хвои капают

Тяжкие сонные капли.

Серый туман лохмотьями

Просачивается из-под кочек.

Тихо, так тихо, что слышно,

Как вздыхает промокший мох.

Воздух, неслышный, терпкий,

Пахнет смолой и сном.

Мерно вершины качаются...

Чу! Звук тревожный, жалобный...

(Е. Ливанова)

Юнга впервые оказался один в ночном лесу.

Конечно, «Миранда» часто опускалась вечером на воды озера или реки. Оставив на берегу вахтенного, команда отправлялась на берег, разводила костер, чтобы побаловать себя горячей пищей – на борту ведь огонь разводить нельзя. Но хворост собирали засветло, а потом Олух неотвязно держался возле взрослых леташей. И никакие мысли о приключениях не тянули его в ночную чащу.

До сих пор он твердо знал про лес одно: там полно комаров!

И сейчас это знание подтвердилось. Комары гудящей тучей облепили неожиданную добычу. Но даже эта напасть не заставила парнишку забыть о только что пережитом страхе.

Прижавшись к сухой холодной земле, Олух сквозь комариный звон вслушивался в звуки ночи. Но над озером стыла вязкая тишина.

«Наверное, в лодку ударила крупная рыбина, – сказал себе парнишка. – Сом или щука. Хаанс говорит, они громадные вырастают, как бревна».

Эта мысль слегка успокоила Олуха. Рыба, даже крупная и хищная, на берег не полезет.

Впрочем, бедняга тут же вспомнил, что в лесу хватает и других хищных тварей. Волки, медведи, кто там еще...

Райсул в подвале мертвого дома ждет помощи. А юнга тут застрял.

А что делать? Идти берегом не получится, вон какие кусты! А от берега чуть свернешь – и заплутаешь!

Нет, ночью он до шхуны не доберется. И до деревни не дойдет. И сам пропадет, и Райсула не выручит. Надо дождаться утра, а там уж как-нибудь...

А чтоб не сожрали звери, надо залезть на дерево.

Рядом с березой-спасительницей, опасно накренившейся над озером, росла вторая – старая, могучая, крепко вцепившаяся корнями в берег. Ее и выбрал юнга для временного пристанища.

Проворно полез по ветвям вверх – и обнаружил неожиданное препятствие: голова уткнулась в доски. Настоящие строганные доски!

Юнга быстро сообразил, что это такое. Охотничья засидка! Хаанс однажды показал мальчугану приколоченные на дереве доски и объяснил, что на таких штуковинах устраиваются в засаде охотники. Поджидают, когда дичь придет на водопой.

Повеселев, Олух вскарабкался на засидку, натянул рукава на кисти рук. чтобы поменьше кусали комары, и огляделся.

Туман поднимался от озера – серый, клочковатый. Черные вершины зубчатых елей выделялись на фоне чуть светлеющего уже на востоке неба.

Страх почти отпустил Олуха. Мучили только комары да воспоминание об оставшемся в подвале беспомощном Райсуле.

А потом даже комариное гудение словно отодвинулось, глаза начали слипаться. Олух пытался бороться со сном, но веки стали тяжелыми, мысли путались.

Перед парнишкой проплыло самое страшное, что он видел в жизни. Багровое лицо со щеткой светлых усов, жесткое, надменное, с безжалостным взглядом.

Джош Карвайс из Карвайс-стоуна.

Хозяин.

«Его здесь нет! – хотел крикнуть Олух. – Я здесь один!»

Но губы не слушались.

В ужасе юнга встряхнулся так, что едва не полетел вниз с досок. Вытаращив ошалелые глаза, он заозирался – и увидел, что небо на востоке стало еще светлее.

Значит, он все-таки заснул!

Туман осел ниже, теперь сквозь него островками проглядывали верхушки кустов.

Где-то поблизости вскрикнула вспугнутая птица.

Юнге хотелось есть. Кожа зудела от комариных укусов. Все тело болело так, словно его избили. (Снова в памяти всплыло лицо хозяина.)

Но страшнее всего было одиночество. Невыносимо хотелось на палубу «Миранды», к леташам. Пусть бы даже снова погоня, пусть враги – плевать! Капитан Бенц не даст пропасть своей команде!

– Рейни, не трусь! – вслух сказал себе юнга. И тут же огляделся: не слышит ли кто-нибудь его голос?

Тут-то и заметил парнишка вбитый в дерево гвоздь. А на гвозде – кожаный мешочек, стянутый завязками.

В первый миг Олух возрадовался: кошелек! Деньги! Но тут же одернул себя: какие деньги среди леса, кто их с собою на охоту берет?

Очень осторожно юнга снял с гвоздя свою находку. Ему казалось, что одно неосторожное движение – и добыча полетит вниз, в лохматый, растрепанный туман, и там пропадет навсегда.

Непослушные пальцы не сразу справились с туго затянутыми узлами. Юнга хотел разрезать завязки, но обнаружил, что потерял нож, подарок боцмана, и крепко огорчился.

Содержимое жесткого мешочка его не утешило. Крупная бусина, вроде тех, какими расшивают нарядные башмаки, и деревянная дудочка.

Бусину юнга раздраженно кинул обратно в мешочек, а дудочку задержал на ладони.

Простая, бузинная, с тремя дырочками. Такая же была у него в детстве, в Карвайс-стоуне. Подарил немой раб-свинопас. Не только вырезал дудочку, но и играть научил. Сколько времени прошло, а не забылся единственный подарок, полученный до того, как мальчишка стал леташом.

Воспоминания так завладели пареньком, что он невольно поднес дудочку к губам. Нет, он не собирался играть в этом недобром, опасном лесу. Просто руки сами вспомнили то радостное мгновение...

Мелодичный, протяжный, громкий звук разнесся над берегом.

От неожиданности юнга едва не сорвался с доски. Изумленно глянул он на дудочку, в которую даже не дунул!

А если?..

Любопытство оказалось сильнее страха. Рука снова поднесла дудочку к губам – но на этот раз Олух робко дунул в нее. Он не пытался сыграть мелодию, не трогал пальцами дырочки странного инструмента. Мелодия возникла сама – незнакомая, тревожная, медленная.

Почему-то Олух не мог прекратить игру. Вновь и вновь оживлял он дудочку своим дыханием, и мелодия длилась, однообразная, монотонная, недобрая.

Наконец юнга нашел в себе силы оторвать дудочку от губ. Тишина навалилась, оглушила – но лишь на мгновение. А потом в эту тишину снизу вползли странные звуки – шуршание, скрежет, возня в кустах, треск ломающихся ветвей.

Не сразу Олух набрался смелости посмотреть вниз.

Увидел он не так уж много, но этого хватило, чтоб парнишка задохнулся от страха.