Огненное сердце (СИ) - Светлана Катеринкина Страница 8

— Не сдохнет, — отозвался Омис, — немного осталось. Дайте ему пить.

Через минуту кто-то схватил меня за волосы и заставил поднять лицо к небу. Я почувствовал, как спасительная влага проникает в мой иссушённый рот. Глаза заплыли, я почти ничего не видел, зато жадно глотал воду.

— Закат скоро, — хмыкнул один из налётчиков.

— Да не бойся, вот уж и граница, — сообщил Омис, ехавший на верблюде.

Как мы пересекли Границу Безопасности я не видел, но когда кто-то крикнул, что видит Жертвенник, я всё-таки разлепил веки. Муть в глазах кое-как прояснилась, и я разглядел невысокий холм. Вообще город Амбухат окружён холмистой местностью. Благодаря этому растительный и животный мир здесь немного побогаче, по сравнению с остальной Степью. Летом в тени холмов растёт сочная трава, а зимой эти же холмы защищают от ветров. Моя деревня тоже располагается между трёх холмов. Но тот холм, к которому мы двигались, служил Жертвенником. Я уже видел четыре столба, к которому приковывают обречённых. На каждом из них висели цепи, словно железные змеи, ожидающие в засаде жертву.

Подъём был пологий, но я всё равно не мог идти, обессиленно повиснув на руках моих конвоиров.

— Вставая, скотина! — рычал верзила, тащивший меня всё это время.

— Поднимайся! — приказал второй конвоир, но я не мог встать.

— Пошевеливайтесь! — услышал я голос Омиса.

Верзила схватил меня за ворот хатыля и поволок по земле. Камни впивались в мою кожу, но мне уже было всё равно, боль ощущалась как-то приглушённо, словно во сне. Я подумал, что умираю, и порадовался этому. Опять потерял сознание.

Когда очнулся, понял, что лежу на животе. Дёрнулся. Оказалось, что мои руки и ноги разведены в стороны. Я приподнял гудевшую голову и понял, что уже прикован к столбам.

— Ну что, Хизар, как самочувствие? — ухмыльнулся Омис. Он присел рядом со мной и скалился. Истинный шакал.

— Ты проживи ещё часок, хорошо? — продолжил мерзавец. — Степь падаль не любит. Можешь утешать себя мыслью, что ты скоро встретишься со своим родителями и братьями, ибо твой земной путь закончен.

— А как на счёт тебя? — еле слышно прохрипел я.

— Что? — переспросил Омис, нахмурившись.

— Что будет с тобой, когда ты окончишь свой путь? — выдавил я из себя. — Как оправдаешься за свои деяния перед Создателем всего сущего?

— Ах, ты об этом, — ухмыльнулся этот шакал. — Я попытаюсь Его обмануть.

— Нельзя обмануть того, Кто всё сотворил, — возразил я.

— А я всё же попробую, приятель, — заявил Омис. — Ты многое не знаешь, Хизар. Я ведь посвящён в магические тайны.

— Ты маг? — поразился я.

— Тс-с, — прижал указательный палец ко рту Омис, — это будет наш с тобой секрет, который ты унесёшь с собой в могилу. Ой, что я говорю? У тебя и могилы-то не будет. Твоё тело либо разорвут на части и сожрут, либо плоть твою спалит огонь. Ведь никогда не угадаешь, в каком обличье явится лихо. Я бы понаблюдал за тобой с безопасного расстояния, но, увы, вынужден откланяться. Надо торопиться. Последний день Харун-Даха на исходе, а мне ещё надо золотишко твоей семьи в свои владения переправить. Так что прощай, Хизар. Передавай привет достопочтенному хану Азарку Марэку. Скажи, мне жаль, что пришлось отрубить его бестолковую голову. Это я погорячился. Надо было просто зарезать его.

Я дёрнулся, зарычал, но цепи держали крепко.

— Ты заплатишь за всё, Омис Обэк! — хрипел я, исходя от ярости кровавой пеной. — Когда-нибудь кара постигнет тебя!

— В любом случае ты этого не увидишь, — огрызнулся Омис.

Он развернулся и, подав знак рукой, зашагал прочь. Остальные головорезы последовали за своим господином. Я видел его широкую спину на фоне заката. Она, как зловещая тень, предвещала страдания и гибель многим людям, особенно если ублюдок всё-таки получит титул великого хана.

Убийцы моих родных и мои палачи удалились. Я слышал, как они, переговариваясь, сели на верблюдов. У них есть час. Точнее час жизни остался у меня, а они доберутся до границы гораздо быстрее и продолжат своё существование. Будут гулять на нашу выручку, есть нашу пищу и продадут наших верблюдов. Горячие слёзы закапали из моих глаз, отчего я опять стал видеть всё, как бы через полупрозрачную дымку. Мне было страшно. Так страшно, как никогда в жизни. Лучше бы меня зарубили на месте, чем все эти страхования, что переживает смертник, ожидая своей участи.

Солнце в Степи угасает долго. Я слышал, что на Западе не так, там закатом нельзя любоваться целый час, темнеет быстрее, чем у нас. Тянувшиеся минуты казались мне вечностью. Зной не мучил больше, но тело моё дрожало от ужаса. Когда земля подо мной вздрогнула, я обмочился. Тёплая жидкость стекала по ногам и капала на всё ещё не остывшую поверхность. Ещё толчок. Потом ещё. Что-то зашевелилось в земных недрах. Вот оно лихо! Вот она смерть! Монстры не пришли, значит будет огонь, вырывавшийся из преисподни. Сгорю, как солома.

Тряска подо мной усиливалась. Я почувствовал жар, закрыл глаза, молился. Потом что-то громыхнуло рядом. Я разлепил веки и увидел справа от меня вырывающийся из разверзшейся земли огненный столб. Вдруг с другой стороны земля вспучилась. Из неё что-то лезло. Комья земли и мелкий щебень полетели мне в лицо. Лишь мельком удалось взглянуть на вспученную землю. Оттуда вырвался ещё один столб огня. Я уткнулся в ходящую ходуном земную поверхность. Почва в том месте, где я лежал потрескалась и вырвавшиеся из-под земли пламенные языки впились в моё тело. Боль была нестерпимой. Я орал так, что голосовые связки в конце концов разорвались, и теперь из моей глотки вырывалось лишь сипение. Огонь лизал мою кожу, одежда сгорела. Однако запаха палёной плоти я не ощутил. Мои руки, объятые пламенем, тряслись, пальцы скрючились. В конце концов кожа начала лопаться. Я не понимал, почему я до сих пор жив. Огонь проходил сквозь меня, но не мог сжечь мою плоть, только опалил кожные покровы. От боли я принялся кататься по пылающей земле. Вдруг в голове, словно мимолётный ветерок, мелькнуло осознание того, что я больше не скован цепями. Эта мысль появилась и исчезла, прогоняемая непередаваемыми мучениями. Тело пронзали тысячи горячих искр, но степное лихо в виде подземного огня никак не могло сжечь меня. Огонь много раз проходил сквозь моё тело, но оно не умирало. Эта чудовищная пытка продолжалась ещё долго, пока я не потерял сознание.

Глава 4. Катакомбы

Первое, что я почувствовал, умерев, это нежный