Анджей Сапковский - Что-то кончается, что-то начинается Страница 8

По галереям бегали пророки и дрессировщица крокодилов, тщетно пытавшиеся отыскать гнома Шуттенбаха. Фрея, которой явно опротивели слабаки мужчины, активно пила с медиумом женского полу, причем обе очень серьезно и с чувством собственного достоинства молчали.

Геральт обходил стол, чокался, подставлял плечи под одобрительные похлопывания и щеки под поздравительные поцелуи. Наконец подошел к тому месту, где к покинутому Цири Галахаду подсел Лютик. Галахад, уставившись на кубок поэта, говорил, а поэт щурился и делал вид, якобы сказанное его чрезвычайно интересует. Геральт остановился за ними.

— Тогда я сел в ту лодку, — говорил Галахад, — и отплыл в туман, хотя, честно говоря, сэр Лютик, сердце замирало у меня от ужаса. И признаюсь вам, я усомнился. И подумал, что вот он пришел, мой конец, сгину как пить дать в этом тумане непроглядном… И тут взошло солнце, вода запылала, как… как золото… И явился град очам моим… Авалон. Ведь это ж Авалон, правда?

— Нет, — возразил Лютик, — неправда. Это Schwemmland, что переводится как «болото, трясина». Пей, Галахадик.

— А замок? Это же замок Монсальват?

— Ни в коем разе. Это Розрог. Никогда я не слышал, сынок, о замке Монсальват. А уж если я о чем-то не слышал, значит, ничего такого не существует и не существовало. — За здоровье молодых, сынок!

— За здоровье, сэр Лютик. Но все-таки этот король… Не Король ли он Рыбак?

— Хервиг? Точно, рыбачить любит. Раньше любил охотиться, но после того, как его охроматили в бою под Ортом, он не может ездить верхом. Только не называй его Королем-Рыбаком, Галахад. Во-первых, это звучит весьма глупо, а во-вторых, он может обидеться.

Галахад долго молчал, вертя пальцами наполовину пустой фужер. Наконец тяжело вздохнул, осмотрелся.

— Вы были правы. Это всего лишь легенда. Сказка. Фантазия. Короче говоря — ложь. Вместо Авалона обычное Болото. И никаких надежд…

— Ну-ну. — Поэт тыркнул его локтем в бок. — Не унывай, сынок. С чего бы вдруг такое уныние в голосе? И ты, и я на свадьбе, веселись, пей, пой. Ты молодой, перед тобой вся жизнь.

— Жизнь, — задумчиво повторил рыцарек. — Как это выходит, сэр Лютик: что-то начинается или что-то кончается, а?

Лютик быстро и внимательно взглянул на него. Потом ответил:

— Не знаю. А уж если я этого не знаю, то не знает никто. Вывод: ничто никогда не кончается и не начинается.

— Не понимаю.

— И не надо.

Галахад снова подумал, наморщив лоб.

— А Грааль? Как с Граалем?

— А что такое Грааль?

— Что-то такое, что все время ищут. — Галахад поднял на поэта мечтательные глаза. — Что-то самое важное. Очень важное. Без чего жизнь теряет смысл. Такое, без чего она неполна, недокончена, несовершенна.

Поэт выпятил губы и глянул на юного рыцаря своим знаменитым взглядом, тем самым, в котором надменность была смешана с веселой доброжелательностью.

— Весь вечер ты сидел рядом с твоим Граалем, парень, — сказал он.

14

Около полуночи, когда гостям уже начало вполне хватать своего собственного общества, а Геральт и Йеннифэр, освобожденные от церемониала, могли наконец спокойно взглянуть друг другу в глаза, дверь с грохотом отворилась и в залу ворвался разбойник Виссинг, широко известный под прозвищем Гоп-Стоп. Росту Гоп-Стоп был около семи футов, борода свисала до пояса, а нос формой и цветом не уступал редиске. На одном плече разбойник держал свою прославленную дубинку, на другом — огромный мешок.

Геральт и Йеннифэр знали Гоп-Стопа еще по стародавним временам. Однако ни он, ни она и не думали его приглашать. Это, несомненно, была идея Лютика.

— Привет, Виссинг, — улыбнулась чародейка. — Очень мило с твоей стороны вспомнить о нас. Угощайся.

Разбойник изысканно поклонился, опираясь на Соломку, то бишь Дубинку.

— Многие лета радости и кучу детишек, — громко возвестил он. — Этого желаю вам, дорогие мои! Сто лет в счастье, да что я говорю, двести, двести, курва, лет! Двести! Ах, как же я рад, Геральт и вы, милсдарыня Йеннифэр. Я всегда верил, что вы окрутитесь, хоша вы завсегда цапались и кусались, как, к примеру, псы дворовые. Ах, курва, да что я болтаю-то!

— Привет, привет, Виссинг, — сказал ведьмак, наливая вина в самый большой кубок, какой только оказался поблизости. — Выпей за наше здоровье. Откуда явился? Говорили, ты сидишь в узилище?

— Вышел. — Гоп-Стоп одним духом выпил, глубоко вздохнул. — Вышел под этот, как так его, курва, залог. А это, дорогие, мой подарочек вам. Получайте.

— Что такое? — проворчал Геральт, глядя на огромный мешок, в котором что-то шевелилось.

— По дороге словил, — сказал Гоп-Стоп. — Надыбал это на клумбе, где стоит голая баба, из камня высеченная, ну, та, которую голуби обделали…

— Так в мешке-то что?

— А этакой, как бы сказать, дьявол. Я прихватил его для вас в подарок. У вас тута зверинец есть? Нету? Ну, так и сделайте из эво чучелу и повесьте в прихожей, вот уж будут ваши гости дивиться. Хитрая скотинка, доложу я вам, этот дьявол. Утверждает, что его Шуттенбахом кличут.