Вероника Иванова - Вернуться и вернуть Страница 8

— Боишься, да? Не рановато ли начал? Я вроде ещё не успел тебя помять.

Глаза Киана вспыхивают. Нет, не огнём: больше всего это холодное мерцание похоже на взгляд полной луны с осенних небес. Ах так, зверушка? Забыл, кто из нас кто? Придётся напомнить... Не особенно хочется, но не могу удержаться от соблазна.

Щёпоть Пустоты рассыпается брызгами, когда мои пальцы щёлкают перед самым носом слуги нежно любимого мною кузена. Рассыпается, больно жаля оборотня, находящегося в шаге от начала Обращения. Жестоко? Да. В первую очередь, потому, что я совершенно точно знаю: ОН на МЕНЯ не нападёт. Воспитание не позволит. Даже вольное племя шадд обходит стороной моих родичей. Не потому, что слабее (хотя, сравнение в могуществе будет не в пользу кошек). Не из страха (хотя, бояться и можно, и нужно). Из уважения, которым напитана каждая капля крови. Уважения, граничащего с почитанием. А может, и не граничащего, а давно уже ставшего таковым. Скажете: а как же я и мои взаимоотношения с метаморфами? Увы, увы, увы. Я стою особняком. Маленьким, заброшенным и совершенно негодным к проживанию. Так сказать, замок с привидениями. Временами — с очень злыми привидениями...

С лёгкостью прорвав Периметр Обращения, Пустота ринулась вглубь тела Киана, бритвенно-острыми язычками облизывая Кружево. Вдох. Второй. Много времени эта пытка не продлится: я дал волю лишь крохотной части голодных пастей. А ещё дал волю своему раздражению только для того, чтобы спустя миг пожалеть о необдуманном поступке. Пожалеть и... Оставить всё, как есть: над тем, что мне уже не принадлежит, я не властен. Просто и грустно, не правда ли?

Киан падает на четвереньки, борясь с безжалостными пожирателями Силы. Глупый. Надо было сразу забыть об Обращении и отдать Пустоте высвобожденные резервы, тогда бы и боль не была сильной, и...

— Ай-яй-яй! Стоило на минуточку отлучиться, а в доме уже непорядок! — притворно причитает толстячок, объявившийся прямо посередине холла из мигом затянувшейся прорехи Тропы.

Надо же, как незаметно подкрался... Точнее, это я был невнимателен. Хотя, надо признать: умение мягко и нежно гасить колебания Пространства — признак высшего мастерства. Остаётся только снять шляпу и отвесить низкий поклон... Так и поступлю. Непременно. Вот только шляпу раздобуду.

Ксаррон недовольно сузил глаза и впрыснул в своего слугу такую порцию Силы, что Пустота захлебнулась и пристыжено покинула поле боя. Киан тоже, можно сказать, захлебнулся, потому что выглядел растерянным, растрёпанным и измождённым, как незадачливый ныряльщик, добравшийся до глотка воздуха вопреки надежде на спасение.

— Иди, отдышись и... подашь нам что-нибудь. В кабинет, — сухости тона моего кузена могла бы позавидовать самая безжизненная пустыня Южного Шема.

Оборотень тяжело сглотнул, поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся к одной из дверей, а Ксо, холодно улыбнувшись, жестом пригласил меня подняться на второй этаж, в обитель трудов своих. Тратить время на превращения кузен не стал — присел на край стола, скрестил руки на груди и неласково осведомился:

— Итак?

— Какие мы сегодня строгие... Прямо оторопь берёт! Нехорошо пугать младшего братика! Стыдно! — ничего не могу с собой поделать: мрачность Ксо действует на меня надёжнее, чем красная тряпка на мужскую особь одной из разновидностей рогатого скота. Ну да, мне нравится злить кузена! Не без причины, кстати. Если бы вы знали, сколько раз он заслуживал подобного обращения, но не получал отпора ввиду моего недостаточного опыта...

— Стыдно калечить слуг ради удовлетворения своих сумасбродных потребностей! — отрезал Ксаррон.

— А кого я искалечил? Так, указал место одному зверю, возомнившему...

— А кем себя возомнил ты? — изумруд истинного цвета глаз пробивается даже сквозь маску. — Повелителем всего Сущего?

Ксо не кричит, наоборот, произносит слова очень тихо, на пределе слышимости, и очень равнодушно. Так равнодушно, что можно подумать: ни я, ни Киан его не интересуем. Даже убей мы друг друга, чувства в голосе «милорда Ректора» не прибавится. Ни на искорку. Ни на капельку.

— М-м-м... Нет, конечно. Собственно, он...

— «Первый начал», это ты хочешь сказать? — вздохнул кузен.

— Примерно, — не вижу смысла лгать по пустякам, отрицая очевидное.

— Значит, у тебя в голове умещается ума не больше, чем у моего слуги, который, по правде говоря, способностью соображать не блещет, — констатация факта. Обидная для меня, но справедливая.

— Может быть. Я ведь не строю из себя...

— Строишь, и ещё как! — Ксаррон закидывает голову назад и некоторое время изучает балки потолка. Внимательно, почти вдохновенно и куда пристальнее, чем моё недоумённо-обиженное лицо минуту назад.

— Кого?

— Уж и не знаю, — кузен снова смотрит на меня. — Кого-то, кем ты не являешься и являться, по определению, не можешь.

— Согласен. Но тебе стоит внушить своему прихвостню хоть немного уважения.

— Уважения к тебе? Ну, уж нет: этим ты должен заниматься сам!

— Но я...

— Пресветлая Владычица! — Ксо всплеснул руками. — Теперь мы впадаем в детство? Учти, Джерон: переход от жёсткого и уверенного в себе мужчины к маленькому мальчику и обратно — не лучший способ себя зарекомендовать. Даже в моих, привыкших ко всему, глазах.

— Извини, — я виновато пожал плечами. — Киан меня здорово разозлил, вот и всё. Больше обещаю не...

— Обещаешь? — кузен строго сдвинул брови. — Не поверю ни единому слову! Лучше забудем обо всём, как о страшном сне. С чем пожаловал?

— Я подумал и решил...

Бесшумно открывшаяся дверь впускает оборотня с подносом, прикрытым кружевной салфеткой. Водрузив свою ношу на стол, слуга Ксаррона низко кланяется нам обоим и, так и не произнеся ни слова, покидает кабинет. Кузен задумчиво поднимает левую бровь, ухитряясь не выглядеть комичным даже в образе «милорда Ректора».

— Однако... Ты сильно его напугал.

— Напугал?

— Я бы даже сказал, до смерти. Кстати, смерть подразумевалась?

— Конечно, нет! Собственно, всё могло закончиться гораздо раньше и гораздо безболезненнее, если бы он...

— Понял, какими игрушками ты играешь? — взгляд Ксо сверкнул лукавством.

— Ну... примерно так.

— Какой же ты ещё ребёнок... — усталый вздох. — И когда повзрослеешь?

— Я...

— Не к тебе вопрос был. Так, мысли вслух. О вечном и недостижимом. Что ты хотел сказать?

Плюхаюсь в кресло. Кузен извлекает из-под салфетки яблоко и кидает мне. Спелое, надо же... И сладкое. Вгрызаюсь в сочную мякоть, забрызгивая всё вокруг соком. Отдельные капли долетают даже до Ксо, и он забавно морщится:

— Даже есть прилично, и то не научился.