Грэм Хэнкок - Узел времён Страница 8

Следующая картина. Следующая семья, отказ. Этот ребенок никому не нужен.

Ей почти пять, она стала тихой, замкнутой девочкой, которая ни с кем не дружит. Сидит одна, с пастелью и альбомом. Ей всегда нравилось рисовать.

На следующей картине, пару месяцев спустя, было самое важное событие ее жизни. Внезапно обратив на нее внимание, ее удочерили Герман и Мадлен Уоттс. Небогатые; головокружительная карьера папы стартовала вскоре после того, как они взяли к себе Леони. Но она помнила, как они жили в восточном районе Голливуда, и тот дом казался ей сказочным дворцом.

Ей семь лет. Первый дом в Беверли-Хиллз, лучший год ее жизни. Мама и папа хотели, чтобы она была с ними, иначе бы не удочерили. Или нет? Они давали ей все, чего она ни пожелает. Домик на дереве, любого домашнего любимца, кого бы она ни захотела, маленький автомобильчик с самым настоящим мотором, чтобы кататься по участку, шкафы, забитые нарядами, детская косметика, несчетное количество пар обуви. Она почувствовала себя Золушкой, попавшей на бал.

Восемь лет. Настали плохие времена. Она спала в своей уютной комнатке, и вдруг кто-то схватил ее за волосы и затряс. Она проснулась и закричала. Папа. Он был без одежды. В свете ночника его глаза были пусты, как два полированных камня. Он залез на нее, продолжая держать за волосы.

«Что такое? Что такое? Папа? Нет!» — кричала она. Он заткнул ей рот свободной рукой. У нее закружилась голова. Он был намного ее тяжелее. Распластавшись поверх ее, раздвинул ей ноги коленом и начал ее щупать. «Мама! Мама! Мама!» — закричала она, очень громко.

Но мама не пришла, чтобы спасти ее. Ни разу не пришла за целый год, пока продолжались эти ужасные ночные визиты.

Ей девять. Едет в машине, вместе с папой. Он объясняет, что ее кошмары не происходили в реальности. Леони, в глубине души, и самой хотелось верить, что все это было лишь в дурном сне. Другая проблема — телесные повреждения — от того, что во время кошмаров она была не в себе и сама нанесла увечья.

Ей десять. Они выехали на отдых, всей семьей. Адам, их родной ребенок, которого они называли «чудом», поскольку до его рождения Мадлен считали бесплодной, ему исполнилось два года. Даже сейчас, при одном воспоминании об этом дне Леони пронзило чувство зависти и злобы, ведь мама все внимание уделяла Адаму, а с ней общалась холодно и пренебрежительно.

Ей одиннадцать. Ее больше не насилуют. Или ей это не снится. Школьный двор, она безжалостно издевается над бедной Джанет Лисгоу, младше ее, у этой девочки была «волчья пасть». Скоро Джанет покончит с собой.

Леони исполнилось двенадцать. Снова настали плохие времена. Она лежит на кровати, будто парализованная, а на ней лежит папа. Его лицо покрыто потом.

«Джек хотел именно этого».

Было еще тридцать изнасилований. Она уже не кричала. Ни разу. Просто закрывала глаза и смирялась. Принимала любую позу, какую он ни прикажет. Не жаловалась. Так было легче. Когда он входил в нее, она просто покидала тело, как научил ее Синий Ангел.

Синий Ангел как раз тогда начал приходить к ней во сне.

Тайный друг, о котором она никому не рассказывала.

Вообще никому.

Как и о том, что делал с ней папа.

Следующая картина. Ей четырнадцать. Они транжирят деньги на Родео-драйв. Папа и мама осыпают ее подарками, изнасилований не было уже два года. Снов — тоже.

Ей пятнадцать. Она в просторной ванной комнате, на вечеринке, нагая, стоит на коленях, опершись на ладони, а пятеро парней, которых она даже не знает по имени, имеют ее по очереди.

Ей шестнадцать. Она в какой-то другой ванной комнате, нюхает кокаин, полоску за полоской. Ноздри красные, глаза болят.

Ей семнадцать. Она умирает от передозировки оксиконтина в собственной спальне…

Леони все это время продолжала видеть, как вокруг нее суетятся врачи, но все тусклее… тусклее. Приближался выход из тоннеля, заполненный клубящимся светящимся туманом, сквозь который виднелись, то появляясь, то пропадая, красивейшие зеленые луга и высокие деревья.

Красиво, подумала Леони. Это небеса?

Посреди тумана материализовалась фигура женщины, рослой и очень красивой, в белом одеянии. Женщина с черными как смоль волосами и кожей цвета индиго улыбалась. Ее лицо показалось Леони смутно знакомым, как лицо друга, не виденного ею много лет.

Стены тоннеля исчезли. Сеанс воспоминаний закончился, и Леони оказалась лицом к лицу с волшебным существом, которое она в детстве назвала Синим Ангелом. Они стояли, босые, на мокрой от росы траве, посреди огромного луга. На лугу, в тени купы деревьев, паслось стадо странных животных, не похожих ни на одно из тех, что доводилось видеть Леони. В небе было два солнца, одно — почти в зените, другое — над горизонтом.

— Где мы? — спросила Леони.

— В земле, где все становится известно, — ответила Женщина. — Прогуляемся немного?

Глава 5

Рия остановилась на вершине холма, как вкопанная, и мгновенно подобрала с земли пару камней, удобных, чтобы бросить во врага. Первый тут же полетел в Григо, бывшего уже шагах в двадцати от нее. Попала прямо в лоб, и он упал, будто бизон, раненный копьем. Второй камень угодил Дюме в правое ухо. Камень рассек ему ушной хрящ, но Дюма продолжал двигаться по направлению к ней. Подбежал Вик, толкнул ее плечом, сбив с ног прямо в колючий куст.

— Эй, Вик, сзади! — торопливо зашептал Дюма. — Уродцы!

Идиоты дерьмоголовые. Не подумали, что Уродцы еще не ушли далеко?

Выбираясь из колючего куста, Рия с наслаждением глядела, как Вик разинул рот, а Дюма развернулся и стремглав побежал обратно. За ним гнались двое огромных воинов из племени Уродцев. Догнали меньше чем через пятьдесят шагов. Один из них схватил Дюму за искалеченное ухо и дернул назад. Дюма заорал от боли. Уродец потащил его обратно, на вершину холма. Третий воин толкнул Вика, и он упал на колени. Четвертый угрожающе встал над Григо. Тот потихоньку приходил в себя.

Вот ведь задницы.

— Задницы, точно, — послышался мыслеголос Бриндла. Он взобрался на холм вместе с остальными Уродцами и, хромая, подошел к Рие. В ее голове возник отчетливый образ того, как она убегала от них. — Защищать тебя. Сказал, что буду.

Рия потихоньку привыкала говорить, не открывая рта. Ведь между ней и Бриндлом есть эта «связь», чем бы она ни была; значит, ей достаточно просто подумать.

— Хорошо, значит, мы на равных…

— Никак не на равных. То, что ты сделала, вышла против мальчишек-охотников, спасла мне жизнь… это… чудесно. Ты герой. Бриндл — калека бесполезный. Не может драться. Может лишь сказать воинам, чтобы помогли тебе.