Александр Зорич - Ты победил Страница 8

– Я люблю ее и не позволю, чтобы такие низкие твари, как вы, измяли напрочь нежнейшие лепестки этого благоуханного первоцвета, – кружа вокруг противника, Сорго излишне кипятился и молол чушь с утроенным усердием. Меч в его перенатруженной с непривычки руке ходил ходуном. А по лбу и щекам катились крупные капли пота.

– Раз нет – значит я возьму силой, – настаивал приказчик Багида, стиснув зубы. Фехтовал он, пожалуй, даже хуже Сорго, хотя это было почти невероятно. И брал только физической силой, которой значительно превосходил учителя.

Так продолжалось бы еще долго. Если бы Сорго не допустил одной непростительной оплошности – открыл свой левый бок и, вдобавок, оступился. Приказчик ринулся вперед, словно шакал, и был уже готов рубануть нового стража Люспены, занеся меч для решительного удара.

«Если этот кретин убьет Сорго, молодые вайские варвары останутся без учителя и доживут до седых волос, так и не узнав, кто нынче на варанском престоле и что есть Свод Равновесия», – подумал Эгин. Его правая рука тем временем словно бы совершенно невзначай нащупала метательный нож в правом сапоге, извлекла его из-за голенища, и метнула в цель.

Эгин, разумеется, попал. Багидов приказчик вскрикнул от неожиданной боли в пробитой кисти, выронил меч и лишь благодаря этому Сорго остался цел и невредим.

– Кончаем базар, не то один из вас будет повешен. Причем кто – мне безразлично, – процедил Эгин, даже не пытаясь перекричать черную ругань раненного приказчика. Он знал, что его прекрасно слышат оба драчуна.

Люспену, причину «кровавого междуусобия», в тот день он так и не увидел. Где она пряталась, когда мужчины выясняли права на ее тело – в саду ли, в доме ли или вообще сбежала – не важно. Но когда Эгин пожаловал к ней следующим утром, она встретила его на пороге своего сравнительно миловидного домика на восточной окраине Ваи во всеоружии.

Не покривив душой, Эгин тут же отметил красоту единственной куртизанки уездного городишки Вая. Одета она была небогато, но с большим вкусом. Ее волосы были украшены сеткой, на которой можно было разглядеть пять-семь маленьких, но все же жемчужин. Вдобавок, розовых.

Платье ее было сшито на столичный манер и имело глубокие вырезы на обоих рукавах, через которые виднелась не то чтобы атласная, но, возможно, шелковая нижняя рубаха. Востроносые туфли Люспены были затейливо расшиты бисером, а у пояса в ажурных ножнах красовался маленький дамский стилет. Эгин был удивлен этой деталью ее туалета даже больше, чем безобидным медальоном с сакральной надписью на одном из древнехарренских наречий. Дело в том, что мода носить у пояса тонкие и длинные стилеты появилась в Варане совсем недавно. Даже Овель, насколько мог вспомнить Эгин, кажется, еще не обзавелась таким. А Люспена – пожалуйста.

На вид Люспене было чуть больше двадцати, хотя Эгин подозревал, что благодаря секретным женским ухваткам ей удается выглядеть значительно моложе своего истинного возраста. Эгин не раз обманывался относительно возраста женщин, а потому решил оставить этот вопрос открытым. Лицо ее можно было бы назвать лицом красавицы, если бы не нос, выпадающий из варанского канона красоты.

Нос Люспены был длинен, глаза – миндалевидны и широки, волосы – курчавы и черны. Она вовсе не была похожа на местных женщин, ничем не напоминала селянскую красотку Лорму и уж вовсе не походила на жительниц северного Варана. Единственная женщина, о которой вспомнил, разглядывая Люспену, Эгин, была, как ни странно, Лиг. Пришлая правительница разбойного народа смегов, обосновавшихся на Циноре. Та, что звалась своими соотечественницами Ткачом Шелковых Парусов и запросто общалась с призрачными говорящими Хоц-Дзанга так же простецки, как с варанскими послами. Впрочем, сходство это было совершенно неуловимым и дальше смутных ощущений не заходило.

– Добро пожаловать, гиазир тайный советник, – сказала Люспена, низко поклонившись ему, и добавила:

– К сожалению, гиазир Сорго сейчас в отлучке и лишен счастья пообщаться с вами.

«Этой палец в рот не клади, – усмехнулся Эгин. – С порога сообщила мне, как бы невзначай, что ее содержателя нет дома и если я хочу, то я могу.»

Эгин не торопился заходить в дом, с интересом рассматривая крохотные владения Люспены. Садик, довольно пыльный и чахлый. Разбит наверняка не с целью пропитания. Две мощеных серым камнем дорожки – одна ведет к дому, а другая?

– А эта ведет к колодцу, – сообщила Люспена, как бы мимоходом облизнувшись. – Правда, из него ушла вода, так что смотреть особо не на что.

– Интересно бы взглянуть, – неожиданно предложил Эгин.

Люспена развела руками. Дескать, желание гостя – закон, но Эгину показалось, что она отнюдь не в восторге от намерения тайного советника разгуливать по ее саду. Впрочем, как опытная в светском обращении особа, Люспена не выдала своего чувства ни единым словом.

Колодец был вполне зауряден и ничем не примечателен. Старая кладка, в каждой щели – по обленившейся сколопендре. Очень глубокий. Сухой. Рядом с колодцем примостился столик и две грубых лавки. На одной из лавок лежали две маленьких подушки для сидения, а на другой – каниойфамма. Большая оринская каниойфамма, играть на которой немногим проще, чем играть в лам. Это Эгин знал совершенно точно.

– А что, милостивый гиазир Сорго не чужд музыке? – поинтересовался Эгин, про себя отмечая, что от этого возвышенного придурка, которому он, кстати сказать, вчера спас жизнь, можно было бы ожидать и чего поинтересней. Например, доски для Хаместира с полным набором фигур.

– Нет, это я играю, – смутилась Люспена и щеки ее стыдливо зарделись. Отчего-то Эгин был уверен в том, что это смущение не деланно, хоть и говорят, что смутить куртизанку так же непросто, как поднять медведя на столовой вилке, как на рогатине.

Пока они шли обратно к дому, Эгин размышлял о том, что Есмар, конечно же, оказался не дураком, когда говорил, что в Вае есть одна стоящая женщина, но такая, которая даст фору многим столичным. Теперь Эгин понимал, что при всей парадоксальности этого утверждения оно не было ложным. Понимал он и еще кое-что.

А именно: не исключено, что рах-саванн Гларт был убит кем-то из ревности. Из нормальной, человеческой, вполне мужской и вполне естественной ревности. И даже чин тайного советника, какой оберегал бы Гларта в любой другой ситуации, и даже его таланты фехтовальщика, и все остальное, не смогли остановить злоумышленника, которым двигало чувство древнее, как само мироздание.

Да, милостивые гиазиры, глядя на тонкий стан Люспены и ее губы, будто бы готовые к поцелую в любой момент дня и ночи, в эту версию можно было поверить с легкостью.