Ярослав Денисенко - Закон сильного Страница 8

Разыскав взглядом один из своих ножей, валяющихся на земле, я шагнул туда. Точнее, шатнулся и завалился. Слепо шаря в пыли здоровой рукой, я нащупал рукоять этого последнего ключа ко всеобщему спасению. И в этот момент мне сделалось страшно. Непередаваемо страшно. Пусть астрологи в храмах твердят, что наши дни здесь всего лишь начало бесконечного пути. Назвать мою недолгую жизнь праведной нельзя никак. А теперь попробуйте заняться простым подсчетом. Раз в месяц Небесная Мать перерождает одну достойную душу к вечной жизни среди звезд. Понимаете, сколько лучших претендентов окажется впереди безвременно ушедшего главаря уличной банды в этой длинной очереди?

Разум говорил: мне все равно конец. Добровольный и немедленный, он будет легчайшим из вариантов смерти, предоставленных на выбор судьбой. Вот только глупые инстинкты в голос вопили, что в семнадцать лет умирать непозволительно рано, и совладать с их отчаянным протестом было трудно.

Я не заметил, как шевельнулась, приподнимаясь на локте, фигура, распростертая на самом краю безопасного круга и вопреки всеобщему настрою бежать подальше поднялась и неровным шагом поковыляла ко мне.

Подсолнух стоял на ногах не тверже моего и рухнул в двух шагах от конечной цели. Однако же упал он в нужном направлении и мою руку с ножом перехватить успел. Наверное, это было странное зрелище – два раненых человека, сцепившихся в борьбе посередине огненного кольца.

– Ты чего творишь, придурок? – шипел Подсолнух, из последних сил пытаясь отобрать у меня нож.

– Сам придурок, я не могу этим управлять! Пусти, а то все сдохнем!

– Ну да, не можешь! – процедил сквозь зубы друг. – То-то Трехпалый с его громилами первыми заполыхали! Твоя сила, значит, ты и управляешь! Давай кончай здесь дурака валять!

Спорить с ним дальше я не стал. Попросту не было времени на то, чтобы растолковать болвану, что наблюдаемое вокруг – это еще не прорыв, а его предвестники. До настоящего прорыва остались считаные мгновения, и единственный надежный способ его предотвратить я уже упустил. Десять комет и падучая звезда! Ведь управляют же этим как-то ученые чародеи! Значит, и у меня должно получиться. Давай, Чертополох, соображай, как спасти от себя тех, кого подбивался защищать!

Я еще успел прикинуть что-то наподобие канала, уводящего силу в единственном безопасном направлении – вверх, когда последние сдерживающие заслоны рухнули, и магия рванула из меня сырым неоформленным потоком, нимало не напоминающим аккуратные плетенки в коридорах Проклятого дома. А потом, совершенно как в памятном опыте на лужке, меня накрыла тьма.

Глава 2

Лежать было мягко. Это ощущение оказалось первой законченной мыслью, возникшей в моей голове. Из нее последовали другие, не менее глубокие. Что голова у меня до сих пор есть, а также тело, которому так хорошо валяться на теплой, приятной на ощупь постели (ведь это постель, да?). А значит, я еще не умер.

Было во всех этих ощущениях что-то родное, давно забытое, из детства. Больше десяти лет прошло с тех пор, как я в последний раз засыпал в кровати на перине, с подушкой, одеялом и прочими положенными принадлежностями.

Забывшись, я попытался от души потянуться. Делать этого не следовало совершенно. Раненая рука и нога напомнили о себе весьма неоднозначно. Я сдержал готовый вырваться стон. Осторожность спасла не одного уличного парня. А я до сих пор не понимал, где нахожусь, и демонстрировать свой приход в сознание не спешил.

«Неужели казематы Академии?» – подумал я, восстанавливая в памяти события, предшествующие попаданию в эту замечательную постель.

Да нет, вряд ли. Что за смысл им меня в живых оставлять, да еще и лечить – а осторожная проверка показала, что мои раны перебинтованы на совесть. Ладно еще был бы я каким-нибудь отступником, предателем или за что они еще там друг с другом разбираются. Тогда я мог бы понадобиться для дознания и суда. А дикий ринский маг – готовый смертный приговор, без всяких обжалований. Уничтожить на месте.

Не без содрогания я припомнил сгорающих заживо людей и расплавленную землю. Ощущения были двоякие. Будь я сторонним наблюдателем, за такое бы сам себя уничтожил. Но я-то знал, что ничего подобного на самом деле не желал. А вышло все исключительно из-за моего неумения. М-да. Хилое какое-то оправдание.

Ладно. Не будем пока об этом. Для начала не мешает разобраться, где я все-таки нахожусь.

Приняв за исходный вариант то, что добрых людей, приютивших беглого мага, все же стоит считать друзьями, хотя бы временными, я рискнул приоткрыть глаза.

Сквозь сомкнутые веки можно было понять, что вокруг светло. Теперь стало ясно, что свет дневной и распространяется от окна. Довольно большого, без всяких решеток. Точно не тюремный лазарет. Хвостатые кометы, это сколько ж я должен был проваляться, чтобы прошло и Таинство, и ближайшие к нему сумеречные дни!

Взгляд мой упал на край одеяла, и новое потрясение обрушилось на мою несчастную голову. «Ну ничего себе постелька!» – только и смог я подумать. Шелк. Настоящий дорогущий шелк, и кто-то не поскупился положить его под заляпанное кровью и грязью тело раненого бандита. Хотя, кажется, сперва меня все же отмыли. Но это ничего не меняет. Такие раны, как у меня, всегда кровоточат поначалу. Загадочный некто, предоставивший мне убежище, просто невозможный транжира. «Или очень хочет пустить пыль в глаза», – зародилась у меня более правдоподобная идея. Больше я не успел придумать ничего толкового, потому что на меня налетел вихрь, сорвавшийся из дальнего угла комнаты.

– Чертополох! – визжал вихрь, припрыгивая в аккурат по самым болезненным точкам моего израненного тела. – Живой! В себя пришел! Наконец-то! Мы уже не знали, что думать!

Я как раз собрался заявить, что от такого обращения сдохну незамедлительно, как вдруг почувствовал, что мне самому передается этот безумный восторг. Небесные Братья, а я ведь и правда выжил! Показал неприличный жест звездам, за что-то так меня невзлюбившим, и остался живой! И валяюсь, всем назло, на роскошной шелковой постели, и меня обнимает, хоть и не очень бережным образом, симпатичная девушка. Совершенно не худший расклад, даже если эта девушка – самая ядовитая на свете Змейка…

– Змейка! Живая! – вскричал я, сгребая ее в неуклюжие объятия.

Ответом мне послужил поцелуй – горячий, страстный и отнюдь не товарищеский. Мы самозабвенно целовались в охватившем нас взаимном порыве, утверждая победу жизни и молодости над всеми происками судьбы, пока не опомнились – тоже разом. Вспомнив, кто мы такие и почему продолжать наши действия не стоит, мы оторвались друг от друга, растрепанные и раскрасневшиеся, и я тотчас же заметил изменения во внешности боевой подруги. Змейка подняла руку, стаскивая с волос разболтавшуюся ленту, – вместо толстой косы по шее хлестнули короткие, неровно обкромсанные пряди.