Нил Гейман - Чёрная магия Страница 8

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Протягиваю тебе руку помощи, — отозвалась Лиза. — Я, может, и мертвая, но ведьма, помнишь об этом? И мы ничего не забываем.

— Но…

— Тсс! — шикнула на него Лиза. — Они возвращаются.

Заскрежетал замок чулана.

— Эй, дружок, — раздался голос, которого Ник прежде не слышал, — я уверен, мы с тобой поладим.

С этими словами Том Хастингс отворил дверь, но тут же застыл в дверном проеме, с озадаченным видом озираясь по сторонам. Это был редкий здоровяк, рыжий, словно лиса, и с красным носом выпивохи.

— Эбенейзер! Ты ж вроде говорил, что он в каморке!

— Да, именно, — донесся сзади голос Болджера.

— А по-моему, от него тут ни слуху ни духу.

Из-за рыжего здоровяка высунулся Болджер и оглядел комнатку.

— Спрятался, — удрученно заметил он, глядя в точности на то место, где стоял Ник. — Зря скрываешься! — громко предупредил Эбенейзер. — Я тебя вижу! Вылезай-ка!

Двое мужчин вошли в чулан; Ник неподвижно стоял между ними, подобно столбу, и думал об уроках мистера Пенниуорта. Мальчик не реагировал и не шевелился. Взгляды мужчин скользили мимо него.

— Ты пожалеешь, что не вышел, когда тебя звали! — пригрозил Болджер. Он закрыл дверь и обратился к своему приятелю: — Давай-ка, перекрой выход, чтобы мальчишка не удрал.

И Эбенейзер двинулся в обход; он заглянул за коробки, неловко наклонившись, посмотрел под стол, прошел совсем рядом с Ником и открыл шкаф.

— Я тебя вижу! — крикнул он, — Вылезай!

Лиза хихикнула.

— Что это было?! — удивился Том Хастингс, резко развернувшись.

— Я ничего не заметил, — возразил Эбенейзер.

Лиза хихикнула снова. Потом она сложила губы трубочкой и подула — раздался свист, перешедший в звук наподобие отдаленного шума ветра. Электрические лампочки в комнатушке зажужжали, замигали и наконец погасли.

— Чертовы пробки! — выругался торговец. — Пойдем отсюда. Это пустая трата времени.

Снова щелкнул ключ в замке, и Лиза с Ником остались одни.

— Он ушел, — сказал Эбенейзер Болджер.

Ник хорошо слышал эти слова через дверь.

— В этой комнате ему попросту негде спрятаться. Был бы он там, мы бы его увидели.

Молчание.

— Эй, Том Хастингс! Куда делась брошь?

— А? Что? Она у меня. Я храню ее.

— Хранишь? У себя в кармане? Странное место для хранения, как мне кажется. Сдается мне, ты намереваешься удрать с ней. Ты хочешь присвоить мою брошь!

— Твою брошь, Эбенейзер? Какую твою брошь? Ты хотел сказать — нашу?

— О чем ты? Нашу? Не припомню, чтобы ты был тут, когда я забирал ее у того мальчишки.

Снова надолго воцарилось молчание, потом Эбенейзер Болджер продолжил:

— Похоже, терновку мы допили. Что скажешь насчет доброго шотландского виски? У меня есть бутылочка в подсобке. Сейчас принесу.

Торговец отпер дверь в подсобку и вошел внутрь; в руках он держал трость и электрический фонарик, выражение его лица было даже более кислым, чем обычно.

— Если ты еще здесь, — со злостью буркнул он, — не вздумай удирать. Я позвонил в полицию, понял?

Эбенейзер пошарил в ящике стола, вытащил полупустую бутылку виски, а следом за ней — крохотную черную бутылочку.

— Брошь моя и только моя, — пробормотал он и тут же гаркнул: — Уже иду, Том!

Лавочник сердито осмотрел темное помещение, глядя мимо Ника, вышел, держа бутылку перед собой, и снова запер дверь.

— Давай, Том, снимай пробу, — донесся из-за двери голос Эбенейзера Болджера. — Подставляй стакан. Хороший глоток спиртного — и у тебя волосы на груди дыбом встанут. Скажешь, когда хватит.

Тишина.

— Дрянь виски, дешевка. А ты чего не пьешь?

— Да у меня от терновки живот прихватило. Минутку подожду, чтоб внутри успокоилось… — Последовала короткая пауза. — Слушай, Том, так куда ты подевал мою брошь?

— Твою? Это теперь твоя брошь? Ах ты… Что ты… Ах ты ж гад, ты мне что-то подмешал в виски!

— Если и так? Да на твоем лице написано все, что ты задумал, Том Хастингс! Вор!

Последовали крики, грохот, треск, несколько сильных ударов — казалось, что переворачивают мебель…

…потом все смолкло.

— А теперь быстро, — велела Лиза. — Надо вытащить тебя отсюда.

— Но ведь дверь заперта. — Ник посмотрел на девочку. — Ты можешь что-нибудь с этим сделать?

— Я? Нет, парень, не знаю никаких волшебных фокусов, которые бы вытащили тебя из запертой комнаты.

Ник присел и посмотрел в замочную скважину. Но ничего не было видно: в замке торчал ключ. Ник задумался, и через какое-то время лицо его на миг озарила улыбка, словно вспышка электрической лампочки. Он вытащил из коробки с вещами смятую газету, старательно расправил ее и подсунул под дверь так, чтобы с его стороны остался только небольшой уголок.

— Это что еще за игра? — нетерпеливо спросила Лиза.

— Мне нужно что-нибудь вроде карандаша, только потоньше, — отозвался Ник. — Ага, вот!

Он взял со стола кисточку, сунул острый кончик в замок, повертел немного и протолкнул чуть дальше.

Послышалось приглушенное звяканье — ключ выскочил из замка и приземлился на газету. Ник втянул ее обратно в комнату, уже вместе с ключом.

Лиза восторженно рассмеялась.

— Вот это умно, молодой человек! — восхитилась она. — Вы очень находчивы.

Ник вставил ключ в замок, повернул и отворил дверь подсобки.

Посреди тесной антикварной лавочки лежали двое мужчин. Мебель и вправду падала: повсюду были разбросаны осколки разбитых часов и остатки сломанных стульев. Посреди пола распростерлась здоровенная туша Тома Хастингса, грохнувшегося поверх менее внушительного Эбенейзера Болджера. Оба не шевелились.

— Они умерли? — поинтересовался Ник.

— Зря надеешься, — ответила Лиза.

На полу рядом с мужчинами лежала сверкающая серебряная брошь: оранжево-алый камень в оправе когтей и змеиных голов, на мордах которых читались триумф, алчность и удовлетворение.

Ник сунул брошь в карман, в компанию к тяжелому стеклянному пресс-папье, кисточке и небольшой баночке с краской.

Мощенная булыжником улица была ярко освещена.

Лил дождь, и Ник быстро шел по Старому городу по направлению к кладбищенскому холму. Пока он сидел в подсобке, на смену пасмурному дню пришел вечер, и потому мальчик даже не удивился, когда воздух под фонарем сгустился, превращаясь в знакомую тень. Взметнувшийся полуночно-черный бархат обрисовал мужскую фигуру. Ник остановился.

Сайлас, скрестив руки на груди, нетерпеливо шагнул к нему.

— Ну? — произнес он.

— Извини, Сайлас, — начал Ник.