Айя Субботина - Шаманы крови и костей Страница 8

  Вспоминая последний разговор с наставником, Многоликий беззвучно фыркнул. Старик уверял, будто не случалось еще такого, чтоб хасисины покидали орден Послесвета, и жили после того долго и беззаботно. К своим словам он прибавил новую жертву, которой должна была стать сестра Первого лорда-магната, леди Катарину Ластрик. Уже тогда Многоликий чуял - больше в братство он не воротится.

  Ему казалось, что мост никогда не закончится, таким бесконечно долгим был переход. Когда лошади снова ступили на вязкую землю, всадники дали им плетей, и в волосах Многоликого зарезвился ветер. Скакали не долго. Скоро лошади перешли на шаг, перебирая ногами воду. Многоликий слышал шум прибоя, от морских брызг, во рту сделалось солоно. Наконец, им позволили спешиться и сняли повязки. Несколько мгновений перед глазами все плыло, алое зарево на горизонте перемешалось с зеленым морем, словно боги затеяли варить похлебку, и щедро замешивали пейзаж невидимой ложкой. Когда в глазах прояснилось, мальчишка увидел корабль. Причудливая чехарда черных прямых и косых парусов, сбила мальчишку с толку: он видел много суден в Тареме, который по праву считался столицей кораблестроения, но такого - никогда. Высокие борта изрешетили темные проемы, мальчишка не видел, но чуял, что из каждого за ним с Катариной наблюдают зоркие соглядатаи.

  - Я так и думала, - проворчала таремка себе под нос. - Где еще жить старой рыбине, как не в море.

  Услышали ли та-хирцы ее слова или нет - виду они не подали. Один из них поднялся на борт первым, а остальные остались стоять у трапа. Спустя немного времени, третий появился вновь и окрикнул их, предлагая подняться на корабль. Катарина снова зашипела, что не собака, чтоб ее подзывали, но сделала это так тихо, что даже Многоликий едва смог угадать слова.

  Палуба влажно поблескивала, но на досках явственно виднелись рыхлые впадины старости. Этот корабль вовсе не был какой-то диковинкой, как сперва показалось Многоликому, точнее сказать - диковинкой он стал только для него одного. Все здесь, кроме разве что, парусов, дышало старостью, каждая выщерблина хранила отпечатки битв. Интересно, скольким пограбленным толстосумам он сниться в ночных кошмарах, сколько людей просят богов наказать обидчика? Многоликий вдруг подумал, что очень охотно может представить себя у штурвала похожего мрачного красавца, вольным пиратом, которому не будет судей, кроме собственной совести. А с последней мальчишка распрощался еще до того, как родители продали его братьям Послесвета.

  Их уже ждали. В другом краю палубы, устроившись на стуле с высокой спинкой, сидел старик. Он выглядел таким старым, что, казалось, малейшего легкого бриза хватит, чтоб развеять его старые кости. Лицо та-хирца было гладко выбрито, но кожа на щеках обвисла и старый пират напоминал мальчишке таремских бойцовых тастифов. Однако, стоило Катарине подойти ближе, взгляд его будто ожил, вспыхнул любопытством старой кошки, которая уже не может поймать мышь, но продолжает с аппетитом на нее облизываться. Круг него не было охранников, только те трое та-хирцев, которые доставили их с Катариной на корабль. Вспомнив пустые "глазницы" в бортах, Многоликий понимал причину такой уверенности.

  - Катарина, ты сделалась похожей на своего отца, чтоб его харсты имели трижды на дню! - крякнул пират, и погрозил таремке костлявым пальцем. - Тот тоже быстро высох. Время вас не жалует, я погляжу.

  - Тебя тоже, - дерзко ответила она.

  Многоликий надеялся, таремка знает, что говорит и делает, иначе, прежде чем она чихнет, их обоих изрешетят

  - Остра на язык, как я погляжу. Ничего не меняется. - Он будто бы смягчился, его губы покривились, но под морщинами тяжело угадывалось - улыбка то или злая усмешка. - Между нами все дела давно закончены, счеты сведены. Я хоть и стар, но разум еще при мне. Если ты из-за Фиранда прискакала, так зря все.

  - Я не хуже твоего помню и про счеты, и про то, что пират пирату не станет указывать. Я приехала не мести ради, но, если наш разговор сложится, мы оба останемся в выгоде, Шепелявый.

  - Не зови меня так, несподручно мне при сыновьях-то.

  - Как скажешь, Саламан, - согласилась Катарина. - Славные у тебя сыновья.

  - А ты, я слыхал, решила у брата быть на привязи.

  - Откуда только знаешь все, - игриво пожурила она, и только Многоликий мог бы расслышать в ее голосе досаду. - У меня есть одна занятная расписка, хочу, чтоб ты поглядел.

  - Только то? - Старик поддался вперед, его плохо остриженные желтые ногти поскребли подлокотники.

  - Именно так, - продолжала улыбаться Катарина.

  Не спеша, видимо опасаясь, что ее движения могут быть неверно истолкованы, таремка выудила откуда-то из рукава пергамент. Многоликий узнал его - это был тот самый документ, который он лично выкрал у Фиранда. Неужели Катарина не вернула его брату? Должно быть, тот уже успел поднять по этому поводу переполох. Мальчишка мысленно покачал головой, скалясь с досады. Стоило осторожничать с воровством, чтобы все открылось так рано? И чем она только думала? Или, может, нарочно поступила именно так, в надежде показать брату, кто на самом деле хозяин Замка на Пике?

  Изувеченный шрамами та-хирец взял у Катарины письмо и передал отцу. Мальчишка очень удивился, когда старик развернул бумаги и занялся чтением. Ему казалось, что в таком-то возрасте глаза уже слепы, хоть бы как ярко они не горели. Однако же старик пират прочитал все и положил пергамент на колени. Какое-то время он молчал, снова и снова перебирал в памяти написанное.

  - И ты взаправду думаешь, что сыщешь с помощь этой писульки иголку в стогу сена? - спросил он уже серьезно.

  Катарина позволила себе сделать несколько шагов ему на встречу, на что та-хирцы отреагировали мгновенно: как по команде все трое выступили вперед, загораживая родителя спинами. Катарина недоуменно вскинула брови. Старик велел сыновьям идти к китовой матери, и подальше с его глаз. Те не скрывали недовольства таким решением, но убрались. Многоликий провел их взглядом, раздумывая на тем, не скинут ли их с Катариной в пропасть с того моста, на обратом пути.

  - Совсем из ума выжили, меня от женщины загораживать, - сетовал старый пират.

  - Должно быть, тебе бы стоило ими гордиться, Саламан - дети пекутся о твоей спокойной старости, и хотят, чтобы ты отошел к Одноглазому когда придет черед, а не впереди положенного времени.

  - Они пекутся только о том, кому достанется это старое плавучее бревно. Я пообещал Велашу, что когда он меня кликнет, приплыву под полными парусами. Вот они и переживают, как бы я не спалил корабль, когда подыхать буду.