Генри Каттнер - Ярость Страница 8

Несмотря на приземистую фигуру, толстую шею и бочкообразную грудь, несмотря на нелепую раскачивающуюся походку, кровь Харкеров сказывалась в Сэме Риде — он носил одежду и двигался с уверенностью и непостижимой элегантностью.

Он стоял неподвижно, согнув руку, и глядел на женщину сузившимися глазами — стальными глазами на румяном лице.

Спустя мгновение, повинуясь импульсу, который она не могла бы определить, женщина улыбнулась ему снисходительной улыбкой. Движением плеча она отбросила рукав и вытянула стройную руку с толстыми золотыми кольцами, унизывающими все пальцы. Очень нежно она положила ладонь на руку Сэма Рида и сделала шаг к нему. На его толстой руке, поросшей рыжими волосами, где переплетались тугие мускулы, ее рука казалась восковой и нереальной. Она чувствовала, как при ее прикосновении напряглись его мышцы, и ее улыбка стала еще снисходительнее.

Сэм сказал:

— Когда я в последний раз видел вас на карнавале, ваши волосы не были черными.

Она искоса взглянула на него, не давая себе труда заговорить. Сэм смотрел на нее, без улыбки разглядывая черту за чертой, как будто это был портрет, а не живая женщина, оказавшаяся здесь лишь по капризу случая.

— Они были желтыми, — сказал он. Теперь воспоминание прояснилось, вырванное из прошлого, в мельчайших деталях, и он понял, как сильно был поражен тогда, в детстве. — Это было… тридцать лет назад. В тот день вы тоже были в голубом — я хорошо это помню.

Женщина отвернулась от него, как будто разговаривая с кем-то другим:

— Вероятно, это была дочь моей дочери, — сказала она безразлично.

Это потрясло Сэма. Конечно, он хорошо знал о долгоживущей аристократии. Но ни с кем из них ему не случалось встречаться непосредственно. Для человека, который считает свою жизнь и жизнь всех других десятилетиями, встреча с теми, кто считает жизнь столетиями, производит ошеломляющее впечатление.

Он рассмеялся — резким коротким смехом. Женщина посмотрела на него со слабым интересом: она никогда не слышала такого смеха у представителей низших классов — смеха самоуверенного, равнодушного человека, довольного собой и не заботящегося о своих манерах.

Многие до Кедры Уолтон находили внешность Сэма притягательной, но мало кто понимал почему. Кедра Уолтон поняла. Это было то самое качество, в поисках которого она и ее современники навешивали варварские украшения, протыкали уши и распевали воющие кровожадные баллады. Это была жизнеспособность, жизнестойкость, мужество — качества, утраченные людьми в этом мире.

Она презрительно взглянула на него, слегка повернув голову, так что каскад черных локонов скользнул по плечам, и холодно спросила:

— Ваше имя?

Его рыжие брови сошлись у переносицы.

— Вам незачем знать, — сказал он с намеренной грубостью. На мгновение она застыла. Будто горячая волна прокатилась по ее телу, по мышцам, нервам, расслабляя тело, растопляя холодок отчужденности. Она глубоко вздохнула, ее украшенные кольцами пальцы скользнули по рыжим волосам на его руке. Не глядя на него, она сказала:

— Можете рассказывать мне о себе — пока не наскучите.

— Вам легко наскучить?

— Очень.

Он оглядел ее сверху донизу. То, что он увидел, ему понравилось, и он подумал, что понимает ее. За сорок лет жизни Сэм Рид накопил немалые знания о жизни башен, не только об обычной жизни, которая видна всем, но и о тех скрытых тайных методах, которые использует раса, чтобы подхлестнуть гаснущий интерес к жизни. Он решил, что сможет удержать ее интерес.

— Идемте! — сказал он.

Это был первый день карнавала. На третий и последний день она впервые намекнула ему, что эта случайная связь может не прерваться с концом карнавала. Он был удивлен, но не обрадовался. Во-первых, существовала Розата. А во-вторых, Сэм Рид был заключен теперь в тюрьму, из которой никогда не сможет вырваться. Он не согласен носить кандалы и жить в плену.

Повиснув в невесомости пустой тьмы, они следили за трехмерным изображением. Это было чрезвычайно дорогое удовольствие. Оно требовало искусных операторов и по крайней мере один управляемый роботом специальный самолет, снабженный специальными длиннофокусными объективами и телевизором. Где-то далеко, над континентом Венеры, висел самолет, сфокусировав внимание на происходящем внизу, на сцене.

Зверь боролся с растением.

Он был огромен, этот зверь, и великолепно вооружен для борьбы. Но его огромное и влажное тело было покрыто кровью, струившейся из ран, нанесенных ветвями с саблеобразными шипами. Ветви хлестали с рассчитанной точностью, разбрызгивая капли яда, который блистал во влажном сером воздухе. Звучала музыка, импровизированная таким образом, чтобы соответствовать ритму схватки.

Кедра коснулась кнопки. Музыка стихла. Самолет парил где-то над битвой, а импровизатор неслышно перебирал клавиши. Кедра в темноте повернула голову и сказала:

— Я ошиблась.

Сэму хотелось досмотреть конец схватки. Он нетерпеливо и резко сказала:

— В чем?

— В вас. — В темноте его щеки едва коснулся палец. — Я вас недооценила, Сэм. Или переоценила. Или то, или другое.

Он наклонил голову, чтобы избежать прикосновения пальца. Протянул в темноте руку, провел по гладкой округлой щеке и углубился в черные волосы. Он ухватился за золотое кольцо, сжимавшее ее волосы, и грубо потряс из стороны в сторону. Волосы мягко касались его руки.

— Хватит! — сказал он. — Я вам не любимый щенок. Скажите, что вы имели в виду?

Она рассмеялась.

— Если бы вы не были так молоды! — с оскорбительным выражением сказала она.

Он так резко отпустил ее, что она покачнулась и, чтобы восстановить равновесие, ухватилась за его плечо. Он молчал. Потом негромко спросил:

— Сколько же вам лет?

— Двести двадцать.

— Я вам наскучил. Я ребенок.

— Не ребенок, Сэм, вовсе не ребенок! Но наши взгляды так разнятся. Нет, вы не наскучили мне. Это-то и беспокоит меня. Я хотела бы, чтобы наскучили. Тогда я могла бы оставить вас сегодня и забыть обо всем случившемся. Но что-то в вас есть, Сэм, не знаю.

Голос ее стал задумчив. Музыка поднялась в кричащем крещендо и стихла. Далеко в болотах один из соперников торжествовал победу.

— Если бы только вы были таким человеком, каким кажетесь, — говорила Кедра Уолтон. — У вас отличный мозг. Как жаль, что вы так долго не сможете использовать его. Я хотела бы, чтобы вы не были одним из многих. Я вышла бы за вас замуж — на время. Простите, если это звучит покровительственно. Вы заслуживаете большего.