Наталия Ипатова - Долги Красной Ведьмы Страница 8

— Кеннет, — спросила она, — ты с ума сошел? Давно?

— С ума я сошел намного раньше, чем ты могла заподозрить. Представь себе ораву молодых оболтусов, на которую приходится весьма ограниченное количество женщин. И единственная из них, кого можно любить, а не просто… ну, понимаешь… женщина короля. О тебе много говорили в солдатских палатках… да и выше, я думаю… и наверняка не всегда так, как бы тебе это нравилось.

— О! Выше делали ставки, как долго я продержусь, — мрачно заметила Аранта. — И кому достанусь после.

— Я хотел бы сказать, что твой взгляд пронзил мне сердце… но, в общем, я был такой же жеребец, как три сотни других, наскоро поставленных старейшинами под знамена Камбри.

— И… и девушка у тебя была? В смысле — до войны?

— Я должен был жениться, — сказал Кеннет. — Но тут подоспела весть о войне. И поскольку я старший сын, то мне выпала большая честь, а моему брату — меньшая. Моя невеста.

— Ты скучаешь по ней?

Кеннет опустил глаза. Румянец все так и не сходил с его смуглых скул.

— Даже не помню, как она выглядела. Кто-то из родственниц. Когда стало ясно, кто уходит, а кто остается, контакты между нами прекратились. Я ведь мог не вернуться… я и не вернулся. Аранта, убери руки. Больше, чем жалость, я ненавижу только, когда меня жалеешь ты. Ты, конечно же, и не вспоминала обо мне, когда забывала затворить дверь, ведущую в твою спальню. Тысячу раз я гадал: читаешь ты еще или уже заснула, не погасив свечей. И что будет, если я войду?

— И… не вошел?

— Да ведь ты пришибла бы меня своей магией… или позвала бы на помощь. То-то было бы… стыда. Так, стоял в дверях… пару раз.

Аранта молча помотала головой. Все ее одинокие ночи вспомнились ей так отчетливо, словно все они были сегодняшними. Дерево за спиной росло весьма кстати, чтобы к нему привалиться. Все эти проклятые ночи, одна за одной убеждавшие ее в том, что сама по себе она не может быть желанна. И если бы Кеннет вошел… о, с каким чудовищным наслаждением она оставила бы Рэндалла в дураках с его интригами и планами, с его заклятиями и проклятиями, с его развесистыми рогами!

— Господи… Кеннет! — беспомощно пробормотала она. Да, она была беспомощна перед ним. Перед юным лучником, веселым, как дельфин, и беспечным, как щенок, и перед всем тем, чем он стал с тех пор. Ведь если бы тогда, сразу после битвы при Констанце, речь шла только о жалости, она нашла бы на его сегодняшнее место сотни кандидатов. Столько, сколько прошло по госпиталям через ее руки. Она встречалась глазами с тысячами глаз. Кеннет, увидев которого впервые, она сказала себе, что влюбилась бы, если бы не Рэндалл. Если бы рядом не стоял Рэндалл, определивший ей ее место и условия существования. Условия, включавшие в себя одинокую спальню. Внезапно она взглянула на Рэндалла так, словно он был от нее по другую сторону зеркала. Пусть там и остается. Бессильный, способный наблюдать… и клясть. По сравнению с ним Кеннет был до умопомрачения живой.

— Кеннет!

Как откровенно ненавидел его Рэндалл, справедливо считая Кеннета щитом, за которым Аранта укрывалась и который в случае необходимости могла выставить вместо себя. Против него. Как противника, наделив его соответственно могуществом и поделившись опытом. Ведь Рэндалл всегда был прозорливее ее.

Все произошло… быстро. Когда-то посреди череды своих разочарований Аранта утешала себя тем, что, возможно, то, о чем слагают сказки для взрослого уха, окажется не столь уж хорошо.

Но это оказалось лучше. И дело даже не в том моменте исступленного наслаждения, ради которого затевают игру искушенные в деле. Она этот момент, можно сказать, пропустила и даже не встревожилась, справедливо полагая, что все придет со временем и с мастерством. Ох, если бы только у нее достало времени, чтобы развить мастерство.

Нет, ощущение полного и абсолютного счастья подарили ей встречный трепет юного тела, нетерпение, едва ли не превосходящее ее собственное, горячая гладкая кожа плеч, с которых она сама сорвала рубашку, и то, как они, зажмурившись от нестерпимого блаженства, целовали друг друга до одури… до головокружения, до потери… ой, равновесия!.. контроля… и, кажется, инициативы…

Разумеется, она боялась, как всякая, кто слишком много думает о первом разе, и боль показалась ей сильной, почти невыносимой, но, слава Заступнице — моментальной. Недоуменное выражение на лице Кеннета, сообразившего, в чем дело, но, как это водится у мужчин — поздновато, и то держалось дольше. И после, смущенный собственным напором и, главное, быстротой, с которой все случилось, он посмотрел на нее виновато.

— Аранта, клянусь богом… я не знал…

Лежа навзничь, обнаженная, на зеленой траве, она ощущала себя как нечто среднее между именинным пирогом от которого пока откушено слишком мало, и повелительницей вселенной, сию минуту приказавшей миру горст синим пламенем. Должно быть, сказывалось ее длительное существование в образе ведьмы — вне поведенческих норм и запретов. Во всяком случае, никакой неловкости, никакого стыда…

— Лесная Дева, — сказал Кеннет.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Аранта, перекатываясь на бок и приподнимаясь на локте.

— Так, словно во мне сидит нечто несоизмеримо большее, — ответил он. — И либо оно разорвет меня, либо…

Аранта едва удержалась, чтобы не напомнить: пять минут назад ей привелось испытать то же самое… примерно. Удержала себя лишь тем, что его бы это, по-видимому, смутило:

— …либо ты взлетишь.

— Вроде того. Но ты скажи мне, — продолжил Кеннет, смеясь от счастья, — как я осмелился? Ведь ты шутя поразила бы меня молнией?

— Молнии теперь по твоей части, — сказала она полусерьезно. — Я теперь никто. В Грандиозе больше волшебства. И слава богу. Как это ей, оказывается, надоело!

Вот так. Сколь истово берегла, столь беспечно и отказалась. И то ей казалось, что выше цены она за себя получить не могла. Подумать только — ее любили.

— Это… — Кеннет вырос далеко отсюда, в степях, на принципиально иной мифологии, — что? То, о чем ты говорила? Прикосновение крови мага? И что мне с этим делать? Сносить горы и поворачивать реки вспять?

— Теоретически ты всемогущ. В пределах своего представления о всемогуществе.

— А…ты?

— А я теперь всецело завишу от твоего расположения. Красной Ведьме конец.

— Господи… неудобно как-то получилось, — шепотом воскликнул Кеннет, впрочем, улыбаясь. — Зачем? Я хотел только тебя.

— Бери и пользуйся, пока ты хочешь жить.

Эта отточенная формулировка Условия была и еще долго оставалась предметом ее особенной гордости. Наверное, потому, что некоторое время она боролась с искушением сказать: «Пока ты любишь меня». Но по отношению к Кеннету это было бы нечестно. Она совершенно искренне желала вручить ему все чудеса земли и неба. И даже теперь, на волне восторга любви, в общем, первой как для нее, так и для другого, она не хотела становиться кандалами на его руках.