Юлия Полежаева - Эльфийский синдром Страница 8

Он был одет в белые брюки и свободную белую блузу с открытым воротником и изысканной золотистой вышивкой на плечах. Такая же вышивка шла по кантам брюк и покрывала легкие матерчатые тапочки. Одежда казалась еще влажной, но, тем не менее, выглядела чистой и даже глаженой. Вообще на внешности парня никак не отразилась бессонная ночь, проведенная в борьбе с ураганом. Сергей подумал, что они с Димой, оборванные и заросшие, должны казаться рядом с ним грязными бродягами. Недаром Лилиан не могла оторвать от рулевого глаз и просто светилась.

Впрочем, сам рулевой, кажется, ничего подобного не думал. Он разглядывал своих неожиданных пассажиров с радостным изумлением. Сергей огляделся. Дима спал, но его щеки порозовели, а дыхание было глубоким и ровным. Похоже, за него уже можно было не волноваться. Океан вокруг был пустынен, а горизонт чист. Волнение немного успокоилось, хотя по гребням гуляли белые барашки. Ветер еще был силен, но дул уже с севера. Тем не менее яхта, по-прежнему без всякой посторонней помощи, резво бежала точно на запад.

Увидев, что Сергей тоже проснулся, капитан обаятельно улыбнулся, слазил в рубку и достал пакет с хрустящими лепешками, фляжку и три керамических стаканчика с затейливой росписью. По его жесту в сторону Димы друзья поняли, что того лучше не будить. Пища показалась безумно вкусной, лепешки были похожи на миндальное печенье, а напиток из фляжки отдаленно напоминал березовый сок. Сергей подумал, что мог бы съесть целую гору такой еды, однако после первой же лепешки почувствовал, что сыт. Теперь явно настала пора устанавливать контакт.

Он прикоснулся рукой к своей груди и торжественно представился:

— Сергей.

Парень понял и старательно повторил:

— Сергиэ, — и повернулся к Лилиан. Церемония представления продолжилась, и рулевой снова повторил:

— Лилиэн. — Он тоже приложил руку к груди, слегка склонил голову и сказал:

— Аэлиндин.

Имя звучало как перезвон колокольчиков и удивительно ему подходило. Потом Аэлиндин широким жестом обвел рукой пустынный горизонт и произнес длинную фразу на красивом музыкальном языке. Казалось, он приветствовал их в своем прекрасном мире.

Дальше дело пошло веселее. Аэлиндин называл разные предметы на яхте, а Сергей с Лилиан, путаясь и смеясь, пытались повторить слова и запомнить. Несколько часов пролетело незаметно, солнце давно встало и высушило их одежду и волосы. Внезапно Сергей заметил прямо по курсу вспышку света, как будто там зажегся маяк. Он вскочил на ноги и понял, что это действительно маяк — за обучением они не заметили, как на горизонте показалась высокая белая башня, верхушка которой разбрасывала солнечные зайчики.

Лилиан тоже встала. Затаив дыхание, они смотрели, как из моря медленно вырастал дивный белый город, похожий на детские сны. Аэлиндин легко тронул Сергея за плечо и, протянув вперед руку, сказал:

— Аваллонэ.

2. ТОЛ ЭРЕССЭА

Два человека молча сидели у полуразрушенного оконного проема и смотрели в сад. Сад был запущенным, но от того не менее красивым. Вьюнки и орхидеи оплели разросшиеся высокие кусты роз, из буйной травы выглядывали маргаритки и ромашки, плети цветущего портулака почти скрыли взломанные плиты дорожек. Бунтарская красота дикой природы торжествовала над замыслами садовника. Слышалось лишь жужжание пчел, да издалека едва доносилась тихая музыка.

— Оставь печальные думы, Элладан, — нарушил молчание высокий темноволосый красавец. — Взгляни, ураган прошел, солнце вновь воссияло верь, твой сын вернется.

Его собеседник покачал головой. Золотые кудри упали на его молодое лицо, на котором было странно видеть выражение бесконечной усталости.

— Нет, Кириэн, ты знаешь, надежда давно покинула мое сердце. Каждый раз, когда Аэлиндин уходит в море, влекомый своей несбыточной мечтой, я прощаюсь с ним навсегда.

— Но не ты ли сам заронил в его душу эту мечту? Разве не ты долгие годы пел в Каминном Зале для молодых эльфов о подвигах предков в Средиземье? Разве не ты часами рассказывал о битвах, в которых вы с братом сражались, как будто не для того наш народ покинул Внешний Мир, чтоб никогда больше не видеть войн! — Тень давнего раздражения прошла по лицу Кириэна, но через мгновение оно вновь застыло в бесстрастной красоте.

— Не кори меня, Владыка, я лишь пытался продолжать традиции, заведенные в доме моего отца. В моих мыслях не было желания зародить в сердцах Молодых тоску по жизни в Средиземье. Да и не было в моих песнях такой опасности. Тебе ведомо, что никто, кроме Аэлиндина, не ищет пути на Восток.

— Потому что все знают, что такого пути больше нет. И только твой сын не хочет этому верить.

— Оглянись вокруг, Кириэн. — Элладан вскинул голову. Гнев окрасил нежным румянцем его бледные щеки. — Никто из Молодых уже не ищет пути никуда, даже в Блаженный Аман. Они давно глухи не только к моим песням, но и к голосу Оссэ, в их душах смолк зов моря. Долгие века гниют в углу гавани корабли, бывшие нашей гордостью когда-то. Долгие века не приходили корабли и из Амана. Наверное, и там эльфы лишь катают девушек в челнах при свете звезд, но уже не рискуют выходить в океан. Обвинишь ли ты и в этом меня? Нет, Кириэн, не мои песни гонят Аэлиндина искать давно ушедшее, а кровь его предков — людей. Ведь он последний потомок Пресветлого Эарендиля.

— Эарендиль на заре веков знал, куда стремился и что хотел там найти. Потому лишь сумел он заслужить прощение Валаров и спасти свой народ. А твой сын мечется по морю без смысла и цели. Даже если бы он смог найти путь во Внешний мир, то нарушил бы запрет Валаров и вызвал бы только их гнев. Но он не добьется и того, лишь погубит в пучине нашу последнюю ладью, и сгинет сам.

— Так вот что тебя тревожит, — Элладан печально улыбнулся. — Связь с Аманом. Зачем она тебе? На моей памяти Великих Валаров не интересовали дела Эрессеа.

Кириэн опустил глаза.

— Девятнадцать веков минуло с того дня, когда наши отцы, Эльронд и Кирдэн, ушли на корабле в Аман, чтобы уснуть навечно в блаженных садах Лориэна. С тех пор за ними ушли и твой брат, и мои сестры, и наши друзья почти все из тех, с кем мы приплыли из Средиземья. Я чувствую, что близок и наш час, и мне горько, что больше не осталось кораблей…

— Как странно, Кириэн. Во Внешнем Мире дни летели для нас в борьбе и тревогах — и мы мечтали отдохнуть от войны здесь, на Эрессеа. Потом текли века тихих радостей и песен — и вот мы стремимся в Аман отдохнуть уже от мира. Не кажется ли тебе, что чем больше красоты и блаженства, тем ближе мы к смерти?

— О чем ты говоришь? Ведь нет смерти для эльфов, их души уходят в чертоги Мандоса, но могут возродиться по времени.