Даринда Джонс - Грязь на девятой могиле Страница 8

Технически сидели они в секторе Куки, но мне не хотелось бросать ее волкам на съедение. Ей сегодня и так досталось. Когда она уже собралась подойти к злополучному столику, я покачала головой и кивнула на пару клиентов в ее секторе, которые, казалось, уже были готовы сделать заказ.  

- Мне чизбургер и картошку-фри, сладенькая, - без меню заказал первый придурок. – Ему то же самое.

Видимо, второй только и мог, что молча пялиться.

- С кровью, - добавил первый, - и никакой заячьей жратвы.

- Будет сделано, - сказала я.

- И даже не запишешь?

- Смею надеяться, что запомню. Память у меня отменная.

Смешно, наверное, но так и есть. По крайней мере там, где дело касается заказов.

- Принесешь не то – Хершел сильно расстроится.

Видимо, друга звали Хершел. Или первый придурок говорил о себе в третьем лице. А если так, то он еще больший кретин. Однако на заляпанной чем-то жирным рубахе было вышито «Марк».

На рубашке второго имелся такой же логотип и вышивка «Хершел». Значит, они работали в одной и той же транспортной компании. Дальнобойщики в основном народ очень даже приятный, но в каждом ящике попадаются гнилые яблоки. Судя по темным маслянистым пятнам на обоих и тяжелому запаху дизеля, эти двое скорее всего были механиками.

Я вернулась к Гаррету:

- Что тебе принести, дорогой?

Под внешностью модели с глянца он буквально кипел от злости, но все-таки сумел улыбнуться:

- Фирменное блюдо.

- Хороший выбор.

Забрав с его стола меню, я изо всех сил старалась делать вид, будто меня совершенно не задело поведение водителей за соседним столиком. А все потому, что давно заметила нож, неизменно прикрепленный к ремню Гаррета. Понятия не имею, чем он зарабатывает на жизнь, но знаю, что это как-то связано с законом. То есть он точно не служит в полиции, но занимается чем-то похожим.

Меньше всего на свете мне хотелось проблем. Никто не должен ради меня рисковать собой. Никто не обязан защищать мою честь. Тем более я не уверена, что она у меня вообще есть. Не просто же так я забыла всю свою жизнь. А вдруг причиной тому стало что-то очень плохое? Что-то немыслимое? Мерзкое? Злое?

Вдруг накатила волна тошноты. Я бросилась к окошку и приколола к доске заказы, но все нутро уже перевернулось от знакомого ощущения, которое я могла описать только как паническую атаку. Такие приступы периодически накатывали с самого Дня Номер Один. Это было чувство утраты. Абсолютной и разрушительной, от которой сдавливало грудь и до слепоты жгло глаза.

Дрожа с головы до ног, я вцепилась ногтями в стойку, чтобы не упасть, и изо всех сил стала продираться сквозь черную завесу, за которой скрывалось мое прошлое. Там, за этой непроглядной пеленой, что-то было. Что-то очень особенное.

Лесным пожаром во мне разгоралась острая необходимость докопаться до истины, получить нечто важное. Я что-то забыла. Оставила позади. Что-то самое ценное в моей жизни, только никак не могла вспомнить, что именно.

Крепко сжав зубы и зажмурившись, я старалась разорвать завесу. Решимость и отчаяние толкали меня вперед, вынуждали вспомнить.

Комната завертелась. Я слышала, как громко бьется о ребра сердце, как бушует в венах кровь, пока тьма не заслонила границы сознания, угрожая поглотить меня целиком.

- Ты как, солнце?

От неожиданности я распахнула глаза и увидела Куки. Мои брови так сдвинулись, что заболел лоб. Дыхание стало быстрым и неровным. От приступа кожа стала влажной, и вспотевшие ладони соскользнули со стойки.

- Чарли!

Пять.

- Пойдем, - выпалила Куки и потащила меня на склад в задней части здания.

Разумеется, от меня не ускользнуло, что она назвала меня Чарли. Так она называла меня и раньше. Если быть точной, четыре раза. Либо это какой-то термин, либо расхожее ласковое обращение в тех местах, откуда приехала Куки, либо она случайно называла меня именем того, кого когда-то знала. И скорее всего это была собака.

На складе Куки усадила меня на раскладушку, на которой я спала больше недели, пока не смогла снять себе жилье. Это был мой дом вдали от дома, который вдали от настоящего дома. Где бы этот третий дом ни находился.

Влажным полотенцем Куки осторожно протерла мне лоб и щеки, потом промакнула губы и шею.

- Все будет хорошо, - тихо сказала она успокаивающим тоном. Почему-то ее голос казался до боли знакомым.

Круговерть замедлилась, сердце притормозило и стало стучать в нормальном ритме.

- С тобой все будет хорошо. – Снова смочив полотенце, Куки прижала прохладную ткань к моему затылку. – Давненько с тобой такого не случалось.

Я кивнула.

- Можешь сказать, что спровоцировало сегодняшний приступ?

- Не знаю, - хрипло ответила я, а потом заглянула в лицо подруги. Мне хотелось, чтобы она поняла, чтобы полностью осознала, во что себя втягивает. – Мне кажется, я не очень хороший человек, Кук.

Она присела передо мной.

- Ты очень хороший человек. Почему ты так говоришь?

- Похоже, меня наказывают.

- Наказывают? – потрясенно переспросила Куки. – За что?

- Я что-то забыла.

Она ласково коснулась моего плеча.

- В смысле, что-то кроме всей своей жизни до того, как очнулась месяц назад?

- Да. То есть нет. Нет. Это что-то… намного значительнее, важнее. У меня такое чувство, будто я долго была в пути, а потом потеряла нечто самое ценное в жизни. Даже не потеряла, а бросила. – Глаза запекло, и с ресниц на щеку скатилась слезинка.

- Ох, солнышко… - Куки крепко меня обняла, и тепло ее тела стало долгожданной передышкой посреди существования в холодном мире из наждачной бумаги. – У тебя амнезия. Никакой твой поступок не мог ее вызвать. – Она отстранилась, но все еще держала меня за плечи. – Ты ведь помнишь, что сказали врачи?

- Нет. У меня же амнезия.

Наградив меня укоризненным выражением лица и строго поджатыми губами (впредь мне наука!), Куки сказала:

- А по-моему, ты прекрасно помнишь, что они сказали. У потери памяти причины могут быть какие угодно. Просто дай себе время, не торопись. Все это произошло не потому, что ты что-то натворила.

Наверное, Куки и не могла понять, как сильно ошибается, но она не виновата. Ответственность за мои поступки целиком и полностью лежит на мне. Рано или поздно я выясню, что натворила, и все исправлю. Потому что иначе нельзя.

Глава 3

Нельзя заставить человека полюбить.

Можно лишь преследовать его и надеяться на лучшее.

Дверь на склад распахнулась, и на пороге показалась Эрин, аура которой пылала темно-красными оттенками. Впрочем, мне не нужно было видеть ауру, чтобы понять, что Эрин в бешенстве. Гнев врезался в меня горяченной волной.