Денис Чекалов - По законам Преисподней Страница 8

– Вот и ты, Франсуаза, – негромко произнес он.

Харубей выбросил вперед руку, и прежде чем кто-то успел пошевелиться, горсть звенящих лезвий мифрила, словно стая птиц, полетела в сторону девушки. Они обратились в кандалы и приковали демонессу к стене.

Жрец Ормузд запахнулся в бархатный халат и исчез; самум спал, и только горсть песчинок осталась на серых досках.

Френки рванулась, пытаясь освободиться.

Но волшебные узы надежно сковывали ее. Острые полоски металла глубоко уходили в стену, обхватывая руки и ноги девушки; толстый прут, увитый шипами, сдавил демонессе горло.

– Мило, – согласился я. – Но почему в моем купе?

– Мы встретились вновь, Франсуаза, – произнес хобгоблин, заходя в комнату.

Его рука поднялась, и багряный луч ударил в голову девушке.

– Тебе больно? Спроси себя, что чувствовал я, когда ты пронзила мне грудь… Но я выжил, и только мысль о мести поддерживала меня.

Он задумался.

– Ну, еще сериал «Дочь садовника».

Харубей громко захохотал.

– Сперва я отомстил своим братьям. Да! Я уже знаю, что они предали меня, и открыли тайны моей магии некромантам. Каждого из них я заточил в янтарные клетки, и теперь все, о чем они могут молить судьбу – это смерть…

Хобгоблин шагнул к девушке, и взял ее когтями за подбородок.

– Но это ничто по сравнению с тем, что ожидает тебя… Сначала мы сразимся в честном бою; а после…

– Простите меня, – негромко вмешался я. – А не могли бы вы делать это в другом купе?

Султан удивился.

– Ну так прикована же она здесь, – пояснил Харубей. – Не переделывать же.

– И то правда.

– Отлично, – процедила Франсуаз. – Выбирай оружие; и ты пожалеешь, что тебя в детстве не скормили радужным скорпионам.

– Начнем с кулаков, – улыбнулся султан. – Как тебе это?

Он наотмашь ударил Френки в живот.

– Не думай, что тебе больно, – произнес он. – Это так, маленькая разминка перед тем, как мы начнем по-настоящему.

Я приподнял одну бровь.

Но по лицу девушки понял, – она скорее умрет, чем позволит ей помочь.

Ладно, пусть поиграется, а потом я вмешаюсь.

– Ты, кажется, хотел меня расковать? – процедила девушка.

Чем хороша Френки?

Ее не надо спасать.

За другими девицами, вечно болтается хвост из неприятностей. Каблук сломался, стрелка потекла, вивверны пальцы отгрызли. Не успеешь утереть слезки, а та уже плачет снова; и вскоре ты понимаешь, что проще убить ее самому.

Франсуаз слишком о себе воображает, и еще ни разу не звала никого на помощь.

Ну, кроме того случая, когда провалилась в шоколадный торт, и оказалась в Перевернутом мире Гладиса; но об этом как-нибудь в следующий раз.

Я устроился поудобнее.

– Ты лишила меня всего, Франсуаза, – процедил хобгоблин. – Моего султаната. Армии. Книги заклинаний, которую мой род собирал веками.

– Ну, книгу я потеряла, – согласилась Френки. – Не стоило ее вместо подушки подкладывать.

Харубей врезал ей в живот.

Только теперь я заметил, что на его пальцах появился тяжелый кастет, с навершиями из проклятого гранита.

– Честный поединок? – прохрипела девушка.

– Вполне, – ответил султан. – И пока что ты проигрываешь.

Он взмахнул рукой, и длинная тяжелая цепь хлестнула в его руке.

Харубей проверил ее на вес, потом улыбнулся.

– Вспомни, что ты сказала мне там, у Марангового холма.

Я хотел встать на ноги, но наткнулся на бешеный взгляд Френки, и остался в кресле.

– Не помню, – сказала демонесса.

Хобгоблин яростно хлестнул ее серебряной цепью.

Франсуаз зарычала от боли.

– Лжешь, – сказал Харубей.

Он размахнулся снова.

В то же мгновение, демонесса рванулась к нему. Мифриловые острия вскрикнули, и вылетели из стены. Магические кандалы спали; Франсуаз распрямилась и, упав на одно колено, с силой ударила Харубея кулаком в грудь.

Девушка пробила его тело насквозь.

Волшебный доспех порвался, словно бумага. Свинг демонессы проломил хобгоблина насквозь. Окровавленный кусок плоти, топорщась белыми обломками ребер, вылетел из султана, и упал на темные доски.

Харубей задохнулся, и два бьющихся сердца выпали из чудовищной раны.

Третье еще оставалось в теле; но его сил не хватало, чтобы поддерживать жизнь в искалеченном теле воина. Хобгоблин всхрипнул, и скорчился у ног девушки.

– Зря ты меня нашел, – сказала она.

Глава 4. Сжигающая плеть

Стоя на перроне, я вдруг поймал себя на том, что шепчу заклятия хрусталя.

А, вы не слышали, что это такое?

Эльфы не любят грязной работы; истинный дроу скорее откажется от второго завтрака (небывалое дело!) – чем согласится примести пол, или почистить верхового дракона.

Многие держат слуг, – но только не эльфы.

Слуга, – это человек, который сильней других тебя ненавидит, и которому проще всех остальных прирезать тебя во сне.

С детства, темных эльфов обучают заклятиям хрусталя. С их помощью, мы создаем поющие сферы; и там, где звучит колдовская музыка, – вся грязная работа исполняется сама собой. Со временем, это входит в привычку, – как гном курит свою вересковую трубку, так темный эльф неторопливо чертит на небосклоне сияющий орб.

Не помню, когда я в последний раз чувствовал чары хрусталя.

В Пустошах от них мало толку, – там столько грязи и зла, что даже тысячи сфер не смогут справиться с этим.

А колдовская энергия, – штука ценная; в бесплодной земле гоблинов, где у каждого в кармане уже припрятана нитка, чтобы нанизать на нее твои острые эльфийские уши, – здесь не стоит расходовать ману попусту.

Но здесь, стоя на пустынном перроне, я вновь начал творить заклятия.

Это значило, что я уже дома.

Поезд стоял здесь минут пятнадцать; я вышел, лишь бы не оставаться в купе.

Позор для эльфа, – насвиньячить в вагоне; а уж тем более, кровью и кишками дэва. И хотя мусорил не я, а Франческа, мне все равно было стыдно посмотреть в глаза проводнице.

Хрустальная сфера взмыла высоко в воздух, озаряя небо ровным сиянием.

– Вот ты где, старина!

Летающее ландо остановился рядом со мной.

Резная дверца открылась, и на меня выпрыгнул Фредди Арбатнот.

Шумный, яркий, веселый, – он, как всегда, был одет по последней столичной моде.

Шейный платок повязан бантом, поверх стоячего воротника-отцеубийцы, в котором крахмала больше, чем ткани; кончики галстука спрятаны под жилет. А жилетов он носил пять, причем нижний всегда выглядывал из-под верхнего.

Поверх красовался фрак, с узкой талией, и пышный в плече.

Стоило ногам Арбатнота коснуться перрона, как на голове его распахнулся боливар, – широкополая шляпа, с изящным заклинанием, что позволяло ей складываться и исчезать, когда ее владелец захочет.