Владимир Моисеев - Боконист Страница 8

Виктор прошелся по комнате, листая попадающиеся на глаза книги. Из энциклопедического словаря он выяснил, что волшебство тождественно магии и определяется как "…обряды, связанные с верой в сверхъестественную способность человека воздействовать на людей и явления природы…"

Он зарычал от злобы. Официальное знание в очередной раз огрызнулось явной бессмыслицей – любой, даже начинающий, поэт способен воздействовать своими произведениями на внутренний мир людей, а ученый – на явления природы, пусть и не на все пока, и объяснить это естественными причинами часто бывает чрезвычайно трудно, нужно быть очень умным.

Виктор с раздражением швырнул словарь на верхнюю полку шкафа и, мгновение спустя, был атакован книжным потоком, рухнувшим оттуда. В первой попавшейся книге – это оказался "Философский словарь", он обнаружил вполне разумное и функциональное определение: "магия (она же волшебство) есть прямое исполнение желаний без осуществления целенаправленных действий". Это уже было ближе к делу. Философское определение показалось ему конкретным и наглядным. По крайней мере, стало понятно, как следует изучать это явление. Достаточно зафиксировать исполненные желания, выделить те из них, что не потребовали особых усилий, и… Что дальше? За разъяснениями он решил обратиться к подруге.

Не без труда отыскав нужный номер, Виктор позвонил.

– Послушай, Айрис, что ты имела в виду, когда сказала, что я – волшебник?

– Ничего подобного я и не говорила.

– Ну как же не говорила – говорила.

– Нет, не помню, как я могла такое сказать!

…

(Пропущено пять минут разговора).

– Вспомни, пожалуйста, ты сказала…

– Нет, ничего я не говорила.

– Может быть, ты намекала на то, что я бережно отношусь к своим желаниям? Я действительно не люблю отказывать себе по пустякам. Но достаточно ли этого для того, чтобы считаться волшебником?

– Желания? Какие желания?

– Волшебство связано с исполнением желаний, это знают все дети, поскольку так написано в сказках. Постой, может быть разгадка как раз в этом – ты обратила внимание, что я, как правило, добиваюсь поставленной цели, и сделала вывод – что достигаю я этого не всегда рациональными способами?

– Ты меня окончательно запутал. Скажи прямо – чего тебе надо?

– Я хочу получить ответ на свой вопрос. Неужели я требую слишком много?

– Я отправляюсь по делам. Через десять минут я буду проходить мимо станции метро "Василеостровская". Если нам суждено встретиться, я с удовольствием отвечу на любые твои вопросы.

– Я буду.

Виктор занял удобное место у входа на станцию и стал ждать. Его охватило необъяснимое волнение. Он всматривался в снующие взад-вперед человеческие потоки и… нервничал. Подруги не было видно, но он благодарил Бога за предоставленную передышку. Ему хотелось, чтобы она опоздала. У него уже не осталось сомнений в том, что эта встреча полностью перечеркнет его предыдущую жизнь. А если и не перечеркнет, то решительно изменит. Безвозвратно обратятся в прах недавние надежды и тревоги, друзья и враги, невзгоды и радости, работа и представления о жизненном успехе, жалкие потуги заработать достаточные для безбедной жизни деньги и непомерное тщеславие… Все в прах…

Виктору стало страшно. Особой свободой поступков или излишней роскошью его жизнь никогда не отличалась, но это была его жизнь. Это он ее прожил, по собственному разумению, и сейчас, когда перед ним замаячила перспектива отказаться от всего, что до сих пор составляло основу существования, его охватил первобытный ужас.

Его организм сработал как чуткий индикатор – предупредил о неизбежном. Хотелось сопротивляться, биться насмерть, но… с кем? Или с чем?

– Привет, давно ждешь? – подруга подошла по обыкновению незамеченная. Она была красива и спокойна.

– Замерзнуть не успел.

Виктор глубоко вздохнул, с этого мгновения тревоги и предчувствия ему больше не докучали, он забыл о них.

– Мне очень нравится смотреть на тебя, – сказала подруга, кротко улыбнувшись.

Виктору тоже нравилось смотреть на подругу.

– Я давно хотел спросить, почему у тебя такое странное имя – Айрис? Твой папа был поклонником английских аристократок?

– Мой папочка с детства был влюблен в английскую литературу. В шестидесятых он прочитал парочку романов Айрис Мердок, они произвели на него неизгладимое впечатление, вот с тех пор я и стала Айрис. Если бы у меня был брат – папочка называл бы его Ивлином, в честь Ивлина Во. Представляешь, он отказывается называть меня прежним именем.

– Ты не поинтересовалась – почему?

– Когда мой папочка хотел быть оригинальным, ему это, как правило, удавалось. Как-то он сказал мне, что ему очень-очень хочется, чтобы я стала такой же талантливой, умной и научилась так же блестяще работать со словами, как это делает госпожа Мердок. Не уверена, что ему удалось склонить меня к литературной деятельности, но к имени Айрис я привыкла быстро.

– А как тебя зовут на самом деле?

– Предъявить паспорт? Никогда.

Они вышли на Неву и некоторое время шли молча. Виктор любовался сверкающим на солнце куполом Исаакия, иглой Адмиралтейства, полузатопленными корабликами, так и не пригодившихся выкупившим их новым русским. Воздух был необыкновенно вкусен. Можно было подумать, что сама природа склоняет Виктора к напряженной работе, которая неминуемо должна была закончиться выдающимся открытием. Ему казалось, что каждый встречный должен был замереть от счастья – Виктор Кларков с подругой прогуливаются по набережной и заряжаются космической энергией.

– Ты уже догадался, куда мы идем? – спросила Айрис. – Как поживает твое умение предсказывать?

– Разве мы куда-то идем? – решил поиграть словами Виктор. – Мы с тобой гуляем, проветриваемся, совершаем моцион, устраиваем пешую прогулку… Посмотри, как восхитительно сегодня выглядит набережная, неужели можно привыкнуть к прекрасным белоснежным яхтам, курсирующим в такой шокирующей близости от наших жилищ… Ого-го, Петербург – город морской! А вот это кладбище ржавых посудин – где еще ты встретишь такое?

– Нет, нет, мы приглашены в гости. Уверена, что ты обрадуешься.

– Я категорически против. Знаешь ли ты, что самое прекрасное в нашей прогулке? Впервые за многие годы я могу почувствовать себя самим собой. Наконец-то мне не нужно надувать для важности щеки и занудливо рассуждать о пространстве и времени, параллельных мирах и нравственном императиве. Мне не нужно выставляться умным или глупым, или помешенным, или серьезным, или кристально чистым… Я чувствую себя потрясающе защищенным. Ты, наверное, не знаешь, но когда я прогуливаюсь с девицами по набережной, мне положено постоянно смешить их – существует специальный норматив – четыре – пять шуток за десять минут. Это получается – шутка в две минуты. Такова, знаешь ли, норма. И, уверяю тебя, девицы внимательно следят, чтобы этот показатель не уменьшался ни на одну десятую.