Павел Ганжа - Дети Земли Страница 8

Никите снился безумный сон.

Он проснулся в той же пещере, где потерял сознание под воздействием ядовитого дыма. Но в то же время и не в той пещере… или не в то же время, а в другую эру. Кругом буйствовал свет, зеленоватые и серебристые сполохи огня рыскали по стенам, а воздушное пространство сферического грота пронзало ослепительно-белое сияние дня, вливаясь колонной в разноцветный рисунок на полу…

Позвольте, да и не грот это, не пещера, а скорее скальный амфитеатр, сцена на открытом воздухе. Действительно – на открытом, поскольку каменная кастрюля где-то потеряла крышку, и внутрь свободно заглядывал клочок неба. Кусочек тяжелого, свинцового плаща, свитого из низких мохнатых облаков, сквозь который едва пробивались солнечные лучи. Звезда по имени Солнце полностью скрывалась за облачной вуалью, вместе с тем, света хватало. Казалось, его источником является само небо.

Каменный колодец. Бастион. Цирк. И одинокий клоун на арене без зрителей…

Самочувствие приближалось к призрачному. То бишь Селин не ощущал своего тела. Ни рук, ни ног, ни головы, ни даже органов, посредством которых первично обрабатываются зрительные и вербальные образы – глаз и носа. Несмотря на это, он видел и слышал, но как?… Вернее, чем? Кроме того, напрочь отсутствовали обоняние и осязание. Зато внезапно возникло новое, седьмое, восьмое или вообще неподдающееся счету чувство. Вроде интуиции, но более четкое. Предугадывание что ли?

Или всепонимание?… Нет, если бы он все понимал, то самому себе сумел бы ответил, куда запропастилось его тело, родные руки-ноги, пальцы, спина… и прочие запчасти. Пожалуй, можно назвать это седьмое чувство обостренным восприятием. Ведь как-то же Селин догадывался, что он не на планете Земля или на Земле, но в ином измерении, или в ином времени, и не бодрствует и не спит, а… бредит?…

Окружающая реальность, если хотите, "не-реальность" отнюдь не напоминала галлюцинации человека, страдающего шизофренией или иным тяжким расстройством психики. У тех, согласно слышанному краем уха, видения подкупали достоверностью, органично вписывались в картину мира. К примеру, кровь на рукаве, незримая для других людей, шизофренику кажется самой настоящей: с дурным запахом и соответствующим цветом. Равно достоверны соседи-шпионы, инопланетяне за стенкой и разговаривающие крысы. Бойко лопочущего по-русски амебообразного гуманоида пациент психиатрической клиники принимает как часть реальности. Странную, мерзкую, но неотъемлемую. Селин же (или призрак Селина) осознавал, что пещера, превратившаяся в каменный цирк, темно-свинцовое небо и прочая обстановка не имеет ни малейшего отношения к действительности. И в настоящий момент он наверняка валяется без сознания на мозаичном полу сферического зала неподалеку от алтаря-снеговика и увлеченно бредит. В пользу "не-реальности" говорила и еще одна незначительная деталь – Никита здесь не дышал. Вообще. Легкие не работали, не перекачивали кислород, не наполняли им кровь. И никакого дискомфорта, в связи с данным обстоятельством Селин не испытывал.

Впрочем, с горячечным бредом придушенного лихорадкой несчастного странный сон также имел мало общего. Лет пять назад Никита перенес тяжелую форму отравления, отведав свежесобранных грибочков, часть из которых оказалась поганками – спасибо очередной, симпатичной, но, как впоследствии выяснилось, весьма взбалмошной и недалекой пассии. Угостившись собранными и приготовленными любимой девушкой поганками, Селин вкусил и прелести пограничного состояния разума, когда от жара ломит кости и трясет так, словно ты путешествуешь по проселочной дороге верхом на сломанной стиральной машине, а в голове не остается ни одной более или менее внятной мысли. И сознание окутано плотным влажным туманом, сквозь который прорываются лишь калейдоскопическое мельтешение картинок, обрывки образов и слов.

Здесь же, наоборот, сознание или его заменяющую ментальную составляющую скорее следовало охарактеризовать эпитетом "ясное". Поскольку оно позволяло отдельные элементы самоанализа. В сознании спорили и боролись друг с другом три версии происходящего: мистическая, рациональная и третья, назовем ее – трансцендентальная. И селинское "я" разделилось натрое, делегировав каждой из частей депутатские полномочия по отстаиванию перед "сверхэго" соответствующей версии. Селин рациональный громогласно заявлял, что окружающее – не более чем сон, а сам он, надышавшись зеленым дымом, примитивно дрыхнет без задних ног. И ему снится фантасмагорическая белиберда. Селин мистически-пессимистический тихо настаивал на откровенно ужасных вещах, полагая, что зеленый дымок, несомненно, был ядовитым. А почему бы нет? Хотя бы на основании Закона Подлости, действующего в любых измерениях, временах и вселенных. И после летального исхода (отравился Никита дымом или раскроил череп о камень в результате неудачного падения в пещере, или просто случился сердечный приступ, неважно) душа отлетела в мир иной. То есть сюда, в скальный цирк под открытым небом. При этом мистическая составляющая Селинского "я" слабо надеялась, что ошибается. Селин же трансцендентальный полагал, что впутался во что-то необычное и столь примитивные объяснения здесь не пролезут. И надо поглядеть, как будут развиваться события дальше.

Понемногу верх одерживал рационалистический взгляд, когда на горизонте возник новый персонаж.

Возник в прямом смысле слова. Из ничего. Из воздуха, если окружающую атмосферу, с учетом нефункционирующих легких, возможно так назвать. Поскольку громадная размытая тень материализовалась непосредственно из него. Именно тень, темный силуэт ящероподобного существа, вместе с тем… материальный. Не призрак, а сгустившийся до твердого состояния мрак. Тень словно окутывал туман, мерцающее марево, поэтому толком ее разглядеть не удавалось. Черты скрадывались, четко прорисовывались лишь широкая, отдаленно похожая на крокодилью морда, трехпалые лапы и хвост. Если подвергнуть мутации крокодила, заставить его перемещаться на задних конечностях и укоротить хвост, то тенью подобного земноводного Селин сейчас и любовался.

На иссиня-черном сгустке, который располагался в районе "крокодильей" физиономии, зажглись две рубиновые искры, тень стала изменять очертания и цвет.

Кажется, трансцендентальная версия получала весьма неожиданное подтверждение…

Грязь обиженно хлюпала под ногами, стараясь в отместку засосать ступни поглубже, испачкать, нагадить. И очень неохотно отпускала добычу, со всхлипами и стонами. Дождь хлестал по коже обжигающе холодными плетками водяных струй. Освежал и бодрил. Вколачивал в темя ненужные вопросы. Заставлял ежиться и проклинать омерзительную погоду. Пронизывающий до костей ветер норовил повалить наземь, покатать, повалять, а если не получится, то напакостить по мелочи; расплескать капли по лицу, царапнуть по шее колючей веточкой, ударить в спину камешком.