Владимир Васильев - Атлантида Страница 81

Минуты через три Ват отдал команду:

«Двигаемся двумя группами, Теньтя и Кохта идут к ветле, он нее к крайнему кусту боярышника, за ним, видите, отводная канава? По ней до межи… От межи придется броском до опушки. Постарайтесь поймать момент, когда бабье в землю носом уткнется. Остальные за мной хвост в хвост. Если все-таки нас заметят, будем уходить на скорость! В любом случае встречаемся на опушке».

«Понято…» — в одну мысль ответила стая. И вдогонку этой мысли снова ухмыльнулся Теньтя: «А мы все ж поближе к рыськам пойдем… Хоть нюхнем девок-то!»

«Смотри, чтобы вас не унюхали!» — окоротил охальника Ват.

Волки разделились. Двое вслед за вожаком поползли по едва заметной колее, дугой огибавшей луг. Некошеные края колеи поросли чуть более густой и высокой травой, чем все остальное луговое пространство, так что вожака и его товарищей практически не было видно. А вот на долю Теньти и Кохты выпала очень трудная задача.

Миновав около сотни саженей, вожак остановился и сразу услышал одного из своих товарищей:

«Ват, ты зачем ребят по лугу послал, за этим бурьяном мы все вместе живо проскочили бы!»

«Проскочил бы ты! — не оборачиваясь, ответил вожак, чуть дернув темным хвостом. — Роща-то чистая была, а что делается в лесу, ты ведаешь? А если у рысей там сторожа?! А рыси, сам знаешь, на деревьях сторожи ставят! Вот они сверху-то нас всех и высмотрят… Теперь же ребята, если что, их отвлекут, а мы с другой стороны к опушке подберемся! Понял?»

Волки понимали, что вопрос вожака в общем-то риторический, однако на вопрос старшего положено было отвечать, а потому спросивший неохотно подумал: — «Понял».

Вожак снова двинулся вперед. Ему и самому очень хотелось приподнять голову над травяной завесой, посмотреть, как там дела у молодых, но делать этого было нельзя! И вожак полз вперед, стараясь как можно быстрее добраться до опушки уже недалекого леса.

Когда до цели оставалось не более двадцати саженей, вожак услышал скрученную от напряжения мысль ползущего следом за ним волка:

«Ват, смотри, красная сосна на опушке, шестая ветка снизу».

Вожак вскинул взгляд в указанном направлении и сразу же разглядел серовато-рыжую тень, сливавшуюся с медно-красным стволом сосны.

Рысь!

Огромная рысь, частью спрятавшаяся за стволом сосны, не отрываясь смотрела в сторону луга.

«Наших увидела!» — пахнула новая мысль сзади.

«Только еще не все поняла», — дополнил мысль своего товарища третий волк.

«Вперед!» — приказал Ват и волки снова двинулись к опушке леса, теперь уже держа направление на приметную сосну и не сводя взгляда с рысьей сторожи.

Спустя пару минут рысий наблюдатель, похоже, определился с ситуацией — его гибкое тело исчезло на мгновение из поля зрения подбирающейся к сосне стаи, а затем волки увидели, что рысь быстро скользит по стволу вниз.

«Его родичи далеко! — ликующе воскликнул Ват. — У него нет прямой связи с ними!»

И тут же огромный волк вынырнул из скрывавшей его травы и метнулся к сосне. Рысь, увидев новых противников, в нерешительности замерла на полпути, а затем неожиданно прыгнула вниз!

Но до земли зверь не долетел, перевернувшись в воздухе через голову, он на мгновение словно бы растворился в воздухе, а затем вдруг снова появился, но… Теперь это был большой черный ворон! Раскинув широкие крылья, тяжелая птица заложила крутой вираж и стала быстро набирать высоту.

Вожак, мчавшийся на перехват противника, и не подумал останавливаться. На полной скорости он неожиданно бросил свое тело вверх, словно надеясь допрыгнуть до уходящего в небо ворона, и в самой высокой точке своего прыжка тоже перевернулся через голову. Снова в воздухе появилось размытое серовато-прозрачное пятно, из которого через мгновение вырвался огромный голубовато-серый ивачь!

Двухметровые крылья пернатого гиганта ударили воздух, и вожак в одно мгновение почти настиг крошечного по сравнению с ним ворона. Тот, увидев погоню, заметался, но путь в сторону села был ему отрезан. Черная птица, уже поднявшаяся над верхушками деревьев, камнем упала вниз и, петляя между стволами, попыталась скрыться, спрятаться от своего страшного противника. Однако ивачь и не подумал преследовать ворона между ветвями, вместо этого он поднялся еще выше, зорко отслеживая метания ворона среди деревьев, а спустя несколько мгновений великан вдруг сложил свои огромные крылья и камнем упал в лес. Послышался короткий придушенный крик, слабый хруст сухого валежника под деревьями, и все стихло.

Через несколько минут волки собрались около своего вожака, сидевшего на упругом ковре сопревшей хвои под серой сумрачной елью. Рядом с ним лежал невысокий молоденький паренек с порванным горлом.

«Закопайте его, ребята, — прозвучала грустная мысль вожака, — а то я что-то устал».

Четверо волков в очередь вырыли лапами неглубокую яму, столкнули туда тело молодой убитой рыси и, забросав его землей, аккуратно восстановили хвойный покров.

«Теперь уходим! — скомандовал Ват. — Идем лисьим ходом… Хотя рысей мы вряд ли обманем!»

Но погони за ними не было, сторож рысей не успел сообщить своим об увиденной им стае. Спустя сутки дозорная стая вернулась в свой лагерь, а еще через двое суток волчья стая возглавляемая своим князем незаметно прошла землями рысей к границе удела кабанов и растерзала три деревни!

Старый Ерохта умолк, а затем негромко добавил:

— Вот каким был твой прадед.

Вотша немного помолчал, словно никак не мог вернуться к действительности, а затем шепотом спросил:

— Но почему же люди такие разные — есть многоликие, а есть…

Он не договорил, но дед и так понял его тоскливый вопрос.

— Я же тебе уже рассказывал, — печально проговорил он. — Когда-то все люди были многолики. Но давным-давно волхвы, самые умные и знающие из многоликих, нашли способ лишать людей многоликости. Сначала это проделывали над пленными или над предателями племени, затем стали это делать с женщинами, чтобы они вынашивали и рожали детей, потом и вовсе… — дед, не договорив, вздохнул и закончил мысль, — но лишенный многоликости человек — тот же калека, может быть, даже самый покалеченный из калек, а многоликие калек презирают. Вот они и дали нам прозвище «изверги»… ну, вроде бы как они нас извергли из стаи… И относятся к нам, как к ничтожествам.

— Но если мой прадед был многоликим, как же получилось, что ты, дед, не многоликий? Тебя, выходит, лишили многоликости? За что?

Голос Вотши звучал негромко и вроде бы спокойно, но сна в нем не было, а была жгучая обида.

— Меня? — удивленно переспросил Ерохта и, приподнявшись, заглянул внуку в лицо, затем, снова улегшись, горько хмыкнул: — Это, Вотушка, другая история… Расскажу и ее… как-нибудь в другой раз.