Виктор Некрас - Ржавые листья Страница 85

— Вестимо, — отозвалась Горлинка, затягивая застёжку перевязи. — Мало ли что…

— Далеко ль собралась-то?

— В Киев, — Горлинка обернула косу вокруг головы, упрятала косу под шелом. Застегнула подбородный ремень. Зоряна даже залюбовалась на неё в полумраке лесной поляны — стоял невысокий ладный вой, на первый взгляд даже и не скажешь, что девка.

— А коль поймают?

— Сплюнь, — посоветовала Горлинка. — В иное-то время, надень девка мужскую сряду — несдобровать. А уж с оружием…

Она не договорила, махнула рукой. От кустов уже обернулась:

— А ты жди. К утру вернусь. А не вернусь — не обессудь…

Лодка весной по течению идёт медленно, словно в стоячей воде. И челнок Горлинки тож еле полз, даром что из бересты.

Где взять челнок, девушка знала от отца — предусмотрительный Волчий Хвост держал на всякий случай ухоронку с разными разностями недалеко от Оболони. Оружия там, вестимо, не водилось, а были и лопата, и топор… и иное что.

На реку медленно спускалась ночь — тёмная и глухая. Горлинка сначала даже подумала — не было бы новой грозы, тогда её на Днепре в берестянке-то разнесёт так — костей не соберёшь.

Пристала к подольскому берегу, поодаль от вымолов — вовсе ни к чему было натыкаться сей час на варту. Кралась вдоль улицы, жалась к оградам дворов. Старалась не шуметь — а ну как псы залают.

У Боричева взвоза остоялась, дожидаясь прохода дозора. А как дозор прошёл — ринулась. Добежала на одном дыхании до родного двора. Вновь остоялась, прижимаясь к заплоту, отдышалась.

А после того как одолела вчера забор княжьего двора в Берестове, родной-то забор, сто раз привычный…

Горлинка упала внутри двора, прижалась к земле на корточках, озираясь. Услышала глухое ворчание. Серко выбирался из конуры. Девушка негромко особым образом свистнула, и кобель вмиг сменил гнев на милость — так могли свистеть только она да Некрас. Пёс повилял хвостом, потёрся боком об её ноги.

А от ворот, разинув рот от удивления, на неё глазел холоп-воротник.

— Боярышня, — ахнул он.

— Тихо, дурак! — прошипела Горлинка. — Не галчи!

— И то верно, — кивнул холоп. — Не с руки ныне шуметь-то…

— А что? — девушка вмиг напряглась. — В доме кто?

Холоп в ответ поманил её в сторожку. Горлинка, вновь настороженно озираясь, вошла.

— Ну?! — бросила она нетерпеливо. — Рассказывай.

— А чего рассказывать-то? — пожал плечами холоп. — Кмети княжьи у вас на постое стоят. Ждут, вроде бы, кабы кто не появился…

— О как! — Горлинка недобро усмехнулась. — И много?!

— Трое.

— Сколько?! — она не поверила своим ушам. — Всего трое?!

— Да я мню, они только для вида и стоят, — пожал плечами холоп. — Матушка твоя, Забава Сбыславна, строга вдосталь, у неё не забалуешь. Они, вестимо, хоть и княжьи вои, да только поперёк воли жены Волчьего Хвоста разве попрут. Живут тут тише воды ниже травы…

Горлинка невольно фыркнула, представив, как мать глядит на кметей грозным взглядом, и мало не расхохоталась в голос. Холоп тоже криво улыбнулся.

— Вот что, Летко, — сказала она, подавив улыбку. Холоп вскинул глаза — редко господа произносят имя холопа таким голосом. — Сможешь для меня чего-нито поесть принести.

— В скрыню залезть? — с сомнением почесал Летко в затылке. — Тут ключницу будить надо…

Девушка досадливо поморщилась — не стоило, чтобы о ней знало много народу, хотя… хотя старая Нечаевна умрёт, а не продаст.

— Буди, — согласилась Горлинка устало. — Можешь её сказать, что для меня.

— Сделаю, боярышня, — холоп подхватился с лавки.

— И перестань меня боярить, — устало велела девушка. — Отец не боярин, он гридень. А мы — гридичи.

— А ты — гридична, — согласился холоп. — Вот и брат твой, Горлинка Военеговна, так же говорил, когда плетью хлестал. А только боярышня звучит-то лучше. Скажешь — душа радуется. Велеречиво и весомо…

— Это ты говоришь больно велеречиво, — отмахнулась Горлинка. — Нам чужой славы да величия не надобно, своего вдосталь… Постой! Когда это тебя Некрас плетью хлестал?

— Да в тот день, как вся эта каша заварилась, — холоп опустил глаза. — Я тут задремал в сторожке, а он, видно, не в духе был, ну и… Грозил жидам продать, коль ещё такое повторится.

Горлинка невольно испытала стыд за брата и пробурчала, утупя взгляд:

— Ладно, ступай, ждать буду…

Зоряне не спалось. Тишина давила не хуже шума, не давала заснуть. Хотя перед глазами уже всё плыло, но что-то заставляло бодриться.

Холодно ей не было — уходя, Горлинка накрыла её тёплым плащом. Невесть отколь и взяла, неуж здесь в избушке отыскала?

Вдруг невесть отколь пришло ясное осознание своего зряшнего ожидания здесь. И ещё одно неясное чувство…

Чувство бесследной и безвозвратной утраты.

И тоска по Волчару.

Кто иной бы сказал — дурь, мол. Блажь девичья.

Но Зоряна была дочкой чародея и привыкла доверять предчувствиям. Она знала — ничего в мире не бывает просто так.

Волчар не вернётся.

Эта простая и ясная мысль пришла ей в голову вмиг. Зоряна ни на миг не предположила, что её ладу убьют. Кишка тонка. Да и не чуяла она ничего подобного. Он просто не вернётся. Мало ли…

Девушка решительно встала и протянула руку к оставленному Горлинкой тёплому плащу.

Летко исчез в темноте, а Зоряна бесшумно поднялась — раздумала она ждать холопа.

Доски гульбища чуть скрипнули под ногами — не настолько всё ж, чтоб кого-нито в доме всполошить.

Окна в доме были ещё освещены — мать всегда вечеровала подолгу. Горлинка подкралась к окну, замерла на миг. Рама была опущена, сквозь слюду мало что разглядишь. А вот услышать можно.

— А князь — что?

— Да что князь, — досадливо возразил голос. — Ни мычит, ни телится. Поднял бы рати да двинул к Овручу… места бы живого не оставили от новой столицы древлянской. Ишь, наследнички Маловы…

— Нельзя, — отверг третий. — А межу без охраны оставить…

— Тьфу, дожили, — с немалым презрением бросил первый. — Что от Руси осталось-то? Древляне, того и гляди, отвергнутся; радимичей ратью примучивать надо; от вятичей ни слуху, ни духу; дрягва только на словах послушна; кривичи мечи точат, не иначе. Власть княжья только в Киеве, Новгороде, Полоцке да вдоль рек. От берега отойди вёрст на полсотни — про киевских князей даже слыхом не слыхали! Даже рать ни против кого не двинешь — с межи никоторой рати не снять! Так ли при Святославе Игориче было?!

— Да-а, — вздохнул третий. — При Святославе-князе имя русское гремело от Дуная до Волги…

Зоряна вслушивалась, невесть для чего стараясь узнать голоса, кои казались ей в чём-то знакомыми, но не смогла. Да и плоховато было слышно через окно.