Ярослава Кузнецова - Золотая свирель Страница 88

— Постой, Амаргин, он же сам…

Теперь мы стояли друг напротив друга, в зарослях цветущей мяты. Поэтому, или по какой-то другой причине, но вокруг ощутимо похолодало, а в воздухе появился отчетливый снежный привкус.

Амаргин скривил бледный рот:

— Лесс. Мне не интересны твои девичьи переживания. Избавь меня от трагедий, а? Я стараюсь тебе помочь просто потому, что мы с тобой люди. И я хочу, чтобы ты раз и навсегда поняла: Ирис — не человек. Вран — не человек. Гаэт — не человек. Здесь вообще нет людей… почти. Уподоблять жителей Сумерек людям — большая глупость. Все. Я тебя предупредил.

Водяная стена налетела на нас со скоростью несущейся под гору телеги. На пару мгновений я ослепла.

Когда мне удалось разгрести прилипшие волосы и проморгаться, Амаргин уже бодро шагал прочь. Темный южный горизонт на мгновение пророс дрожащей сетью молний, полыхнувшей и погасшей, оставившей после себя на тучах призраки черных трещин. С юга накатился громовый грохот, ливень, словно лебединая стая, захлопал сотнями тяжелых крыл, и пространство вокруг меня сузилось до крохотного пятачка, на краю которого едва маячила черная амаргинова спина.

Я приставила руку козырьком ко лбу. Вода в реке бесновалась и прыгала вверх, на косые прутья ливня, подобно раздразненной собаке. Оскальзываясь и спотыкаясь, я двинулась вдоль по берегу вслед за волшебником. Неожиданно он остановился, и я наткнулась на его предостерегающе вытянутую руку.

— Что?

— Погоди… не двигайся.

— Что?..

Одна из ив, чьи расчесанные ветром косы сейчас путала и трепала взбаламученная река, неожиданно клюнула склоненной головой, замерла, содрогаясь в налетевшем шквале, и вдруг всей массой качнулась вниз, будто упавшая на колени женщина. Еще одна долгая пауза, во время которой дождь лупил ее по спине и остервенело рвал одежду, а потом она медленно, с разворотом повалилась навзничь, в мятущуюся воду, выворотив из песка скрученные узлами корни, сминая и таща за собой лохмотья незабудкового ковра.

— Странно, — пробормотала я. — Почему она рухнула? Здесь низкий пологий берег. И почему не подмыло ее соседок?

Амаргин не ответил, но руку, загораживающую мне проход, не опустил. Течение развернуло упавшее дерево. В пресный запах дождя влился острый горький аромат вскрытой ивовой коры. Поломанные ветви, облепленные мокрой листвой, торчали обнажившимися ребрами; словно выпавшие внутренности волоклись по воде розоватые стебли кувшинок.

Гибель дерева смутила и напугала меня. Почему-то мне казалось что здесь, в мире чудес и волшебства не властна смерть. Я впервые видела здесь разрушение… нет. Не впервые. Разрушенный песчаный замок… маленькая игрушечная дамба, разбитая ударом ноги, разгромленные башни, потоптанные веточки, изображавшие деревца…

Они чем-то отличались друг от друга, эти две маленькие смерти… Или нет, смерти как раз оказались схожими, а вот жизни… Жизни были разные. Одна — исконная, тутошняя, плоть от плоти, а другая — искусственная, привнесенная…чуждая…

"Здесь вообще нет людей. — сказал Амаргин, — Почти".

Я закусила губу.

Песчаный город построил человек.

Не я.

Не Амаргин.

Другой.

— Леста.

Перебивая человеческий голос, вдали взрыкнул гром. Длинный порыв ощутимо прохладного ветра пронесся у самой земли. Солнце куда-то делось, небо отяжелело, потемнело. Я невольно поежилась.

— Эй, я тут. Оглянись.

Голова его высунулась из-за нагромождения валунов. Ветер ерошил легкие соломенно-рыжие волосы, трепал рукава рубахи.

— Привет. Ты опять подкрался незаметно.

— А ты опять скукожилась в камнях как зверек.

Кукушонок перебрался через скальный выступ и присел рядом со мной на широкий гладкий валун. Переодевшись и отмывшись, он снова превратился в беззаботного городского подмастерья. Только фиолетовый ореол вокруг глаза да распухшие разбитые губы напоминали о недавних испытаниях… впрочем, подобные следы оставляет на физиономиях посетителей разгульная ночь в кабаке.

— Я… подумал, надо бы заехать к тебе… поблагодарить. И попрощаться.

— Ты уезжаешь? — Вопрос прозвучал глупо. Конечно уезжает, раз его изгнали.

Конечно, он уезжает.

— Да, — Кукушонок неловко развел руками. — Спасибо, что заплатила за меня. На улице к нам какой-то монах подошел и еще денег дал, в платок завязанных. Сказал — от тебя. Там… очень много золота оказалось, в платке этом. Батька просто в столбняк впал, как увидел. Он вообще после всего этого малость не в себе.

— Не благодари. Оттуда, — я мотнула головой в сторону грота, — считай и не убыло. Малая толика, сам знаешь.

Кукушонок помолчал, разглядывая отвесный бок скалы. Провел пятерней по огненной своей шевелюре.

— Ты тогда говорила, что того… свирельку свою посеяла. Я ж спугался…

— Посеяла.

— Да как же…

— Пришлось учиться входить без нее.

— Как же без нее?..

— Да вот так, — я отмахнулась. — Амаргин помог.

— Это… тот колдун, который…

— Ага. Тот, который.

— Он… не наказал тебя?

— Не наказал.

Пауза. Ветер беспорядочно рыскал по островку, словно мышкующий пес. Темное небо рассекла молния — и почти сразу грохнуло, закладывая уши. Чайки давно попрятались, и только над заливом наворачивала круги какая-то черная птица.

Кукушонок поднялся, обошел камень и снова сел рядом, только с другой стороны.

— Куда ты собираешься теперь?

— В Галабру. — Он бездумно поковырял мозоль на пальце, потом сунул палец в рот, скусывая отодранную корку. — Или в Снежную Вешку. Или в Старую Соль… тьфу! Там видно будет.

— Ты… деньги-то у тебя есть на первое время?

— Есть. — Хлопнул себя по поясу. — Батька отсыпал.

Кошелек у него на поясе выглядел тощим. Не густо отсыпали… или сам не взял?

— Работы я не боюсь, руки куда следует приставлены… — Кукушонок нагнулся, сгреб с земли горсть гальки. — Найду, к чему себя пристроить… А то на корабль наймусь. Стану матросом, увижу новые страны… Помнишь, ты мне гадала?