Наталья Резанова - Дорога висельников Страница 88

Сигвард видел это, стоя у главного входа. И захваченный мушкет, и собственный пистоль уже были разряжены, и не зря – теперь пришлось браться за меч. Благо при взрывах гранат стало заметно светлее и перепутать своих с чужими можно было не опасаться.

Давненько не слыхал он такого грохота. Недавние недоразумения с охранниками Куаллайда проходили с меньшим шумом. Но пальба, крики, треск и гром не помешали Сигварду расслышать подбежавшего Кремешка:

– Нету там никого! Пусто в настоятельских! Ни мужика, ни бабы!

– Спрятались, значит. Ищи!

– Да как я их узнаю?

– Баба здесь одна!

Как выглядел нынче Отто-Карл Ивелин, Сигвард понятия не имел и вовсе не предполагал, что тот будет держаться возле своей подруги. Ничего, главное – не выпустить никого отсюда, а там найдется. Сейчас нужно было справиться с другими проблемами.

У атакованных было две возможности – забаррикадироваться внутри монастыря и держать оборону либо, положившись на численный перевес, сомкнуться и снова попробовать пробиться наружу. Они предпочли вторую. На сей раз напор был отчаянней, чем прежде. Сигвард едва увернулся от удара долговязого и жилистого предводителя наемников, смахивавшего на обитателя тримейнских трущоб, принаряженного в приличный кафтан. Это оказалось не единственной его примечательной особенностью. Его манера драться весьма напоминала знакомые с детства «несские пляски». Для уроженца Тримейна это было совсем нехарактерно. Но следовало не гадать, где… – как же этого парня называли? Клаттербак – научился карнионскому единоборству, а отвечать по существу.

Когда-то, много лет назад, Наирне рассказывал Сигварду, что «несские пляски» возникли в портовых городах Юга из матросских драк. Тамошние моряки махались с чужеземными, по преимуществу с эрдами. А эрды чаще бывают тяжелей и мощней худых и подвижных карнионцев. «Мясом давят», – пояснял Наирне. Вот и выработались приемы с подножками да подсечками, рассчитанные на то, чтоб свалить более тяжелого и крупного противника да отпинать его от души. А ежели с ног собьют тебя самого – так не вставая, теми же ногами врага – и в брюхо, и в пах, и в челюсть. Потом эти приемы оценили солдаты и соединили их с фехтовальными. Правда, это в основном касалось тех, кто служил в пограничных ротах. Столичные военные брезговали – как можно-с, это подло, ногами и по ногам бить! Однако, судя по Клаттербаку, на офицеров из простонародья это представление не распространялось. Одними «несскими плясками» опытного фехтовальщика не одолеть, но вот кто сам с клинком в руке и «плясовую» ведет, тот вдвойне опасен.

Сигварду помогло то, что сам он был похож на карнионца еще менее, чем Клаттербак. Тримейнский наемник счел его за одного из тех выучеников императорской гвардии, что могут виртуозно владеть клинком и только клинком – в классической стойке, а уклоняться – ни-ни. Так что ни сбить Сигварда, ни поразить его мечом Клеттербаку не удалось. Попытка новой подсечки – а вот ответной он никак не ожидал и уж тем паче не ожидал, что противник будет так же сочетать «несскую пляску» с боем на мечах, причем умеет делать это лучше.

Когда острие клинка Сигварда ушло под подбородок Клаттербака, народу во дворе существенно прибавилось. Грязные, изможденные монахи высыпали наружу. Довольный жизнью и собою, брат Панкрас едва ли не приплясывал на пороге. Поскольку захватчикам стало не до охраны погреба, он сшиб замок и выпустил своих плененных собратьев. А те, хлебнув вольного воздуха после вони и сырости, на время позабыли и преклонные лета свои, и хворобы старые и приобретенные, а главное – присущую их званию кротость и бросились (либо заковыляли) сводить счеты с обидчиками. Не зря говорят, что воздух свободы пьянит, ибо решиться на такое можно было только во хмелю. Супротив крепких, хорошо вооруженных наемников, пусть даже утомленных предшествующим боем, – монахам, погрязшим в мирной жизни и ослабевшим от голода, в большинстве – немолодым и вместо оружия похватавшим что под руку подвернется – от скамеек до кухонной утвари. Однако ж они это сделали, внеся свою лепту в общее побоище.

Оказавшись меж разбойников и озверевших чернецов, наемники несколько поутратили боевой задор – чему способствовала и гибель их предводителя. Но в сполохах от взрывов и выстрелов (а кое-кто из монахов догадался вытащить и зажечь светильники) Сигвард не мог разглядеть настоятеля.

Он появился вовсе не с той стороны, что остальные монахи. И не по своей воле. Его выволокли.

У входа в монастырскую церковь стоял невесть откуда взявшийся человек в простеганном кафтане и таларе хорошего сукна, бледный (или так казалось ночью в отблесках огня), с негустой бородкой. Он цепко держал отца Джеремию в отнюдь не дружеских объятиях, приставив стилет к его горлу. И, перекрывая общий шум, крикнул:

– Пропустите меня, или он умрет!

Теперь в замешательство впали уже монахи. Они привыкли почитать настоятеля, и зрелище угрожающей ему опасности поколебало их воинский дух. Почувствовав их настрой, Отто-Карл – а это, разумеется, был он – продолжал:

– Расчистить дорогу! И вывести коня! – Для наглядности он кольнул старика стилетом так, что тот охнул.

Однако во дворе было слишком много людей и слишком мало света. Отто-Карл не мог охватить взглядом всех и не заметил Кремешка, подобравшегося к нему сзади. Расторопный разбойник держал в руках трофейный мушкет и угостил прикладом Отто-Карла по затылку. Тот рухнул, выпустив настоятеля.

Сигвард шагнул к Ивелину, чтобы взглянуть, жив ли он, но тут кое-что отвлекло его внимание. Вернее, кое-кто. Монашек, пробиравшийся мимо упавшего Отто-Карла и красовавшегося перед соратниками Кремешка. Нечто в фигуре и походке чернеца заставило его насторожиться. Он прыгнул вперед, цапнул монаха за капюшон – из-под которого при этом выбились черные кудри. Довольно хмыкнул:

– А, вот это кто…

Женщина, превратно истолковавшая его замечание, произнесла самым проникновенным голосом, какой можно представить:

– О сударь! Я вижу – вы благородный человек! Спасите меня, и благодарность моя будет безмерна!

Сигвард вытащил из-за пояса пистоль.

– Могу оказать услугу – пристрелить, пока сюда не добрались мои приятели. – Затем он с досадой вспомнил, что не успел перезарядить оружие, рубить же девицу мечом было как-то неприятно. Вдобавок он обещал Кружевнице – доносчица должна узнать, за что ее убивают. – Привет от Сайль Бенар, Маджента.

Он разжал руку, державшую капюшон. Маджента не успеет убежать, прежде чем он выстрелит.

Она и впрямь не успела, хотя и отшатнулась. Выстрелить Сигварду помешал отец Джеремия, до того пребывавший в оцепенении: