Холера (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич Страница 9

Пожалуй, хватит с него. Она и так перегнула палку.

— Бра… бла… бра… — он бессмысленно пучил глаза, обмерев от ужаса, его язык бессмысленно барахтался во рту, точно бьющаяся в садке рыба.

Кажется, тучный недоумок до конца жизни сделался заикой. Холера с отвращением сплюнула и, соскочив наземь, оглянулась, пытаясь разглядеть погоню. И взвыла от злости, обнаружив ее куда ближе, чем рассчитывала.

Стая ее преследовательниц сильно поредела, но в это не было ничего удивительного. Толпа скора на расправу и кровожадна, но вместе с тем ленива и инертна. Она не станет преследовать добычу после того, как сделается очевидным, что это расправа откладывается. Куда проще отыскать новую добычу, более покорную и не способную дать отпор. Толпа всегда остается толпой, даже если состоит из ведьм. А вот волчицы… О, эти будут мчаться по ее следу вечно, как адские гончие, распаляя себя собственным гневом.

Однако, к удивлению Холеры, преследовательниц было не три, а две. Одной из них, несомненно, была Ланцетта. Она выглядела так, будто передвигалась на деревянных негнущихся ногах, но то, что она не отстала, невольно вызывало уважение. Видно, не лгут те, кто утверждает, будто ярость обладает целебными свойствами. Ярости, движущей Ланцетту, должно быть было достаточно, чтобы продолжать погоню даже с отрубленными ногами.

Второй к удивлению Холеры была молодая безымянная ведьма. Прыткая, по-детски легкая в движениях, она выскочила на улицу точно взбудораженная гончая и аж заплясала на месте, силясь найти след. Во имя Ваала, сколько страсти в этом тщедушном пятнадцатилетнем теле! Бедная девочка, воспитанная волчьим кублом, должно быть, даже не догадывается, что выплескивать природный азарт, кипящий в крови, можно не только в погоне, раздирая на части врагов ковена. Черт побери, кто-то должен открыть ей в конце концов тайны загадочного, порочного и увлекательного искусства соития! Может, после этого она найдет себе хобби на долгие годы, если, конечно, не спалит дотла первую же кровать, в которой окажется…

Что-то мгновенно отвлекло Холеру от этих мыслей. Какая-то перемена в окружающем мире. Движение? Нет, обе преследовательницы напряженно озирались, тщетно выискивая ее следы вдоль улицы. Звук? Холера напряглась. Улица тонула в кряхтении рессор, скрипе осей и утробном гуле аутовагенов, но за всеми этими звуками угадывалось еще что-то. Не звук, мгновеньем позже осенило ее. Напротив, исчезновение какого-то звука, который сопровождал ее последнее время.

Ах, вот оно что. Не было слышно хриплой ругани гарпий в небесах.

Холера отскочила в сторону еще до того, как успела сообразить, что это значит. Возможно, только это позволило ее скальпу не превратиться в грязную тряпку в чужих когтях.

В этот раз гарпии ринулись на нее парой, со стороны затылка, нарочно сложив крылья так, чтоб прорезать воздух без звука. Внезапный прыжок Холеры нарушил их безукоризненно выверенную охотничью траекторию, безотказно работающую на уличных котах, а протяжный гудок грузового аутовагена, ударивший мигом позже, заставил метнуться в сторону, судорожно загребая крыльями воздух. Эта ошибка стала для них роковой.

Та, что летела первой, врезалась со всего махну в стену дома, не успев выровнять полет. От страшного удара, сломавшего все кости в ее теле, ее голова лопнула, украсив фронтон жирной розово-серой кляксой. Почти беззвучно рухнув вниз, она задрожала в агонии, раскинув по тротуару колышущиеся веера грязно-серых перьев.

Ее ведомой повезло не больше. Пользуясь более выигрышным положением, она успела набрать пару локтей высоты, но это не облегчило ее судьбу. Гарпия серой кометой врезалась в окно второго этажа. Будь это дом на окраине Грейстэйла, она бы с легкостью пробила бычий пузырь, которым затянуто окно. Но здесь, в центре Броккенбурга, окна куда чаще сверкали стеклом. Разбрызгав по тротуару хрустальное крошево, гарпия забилась в раме, мгновенно превратившись в пучок окровавленных перьев.

Оставшаяся стая, истошно крича и орошая землю под собой пронзительно смердящим пометом, бросилась врассыпную. Гарпии не самые умные существа из всех, что населяют Брокк, но, наверно, самые осторожные. Увидев смерть двух товарок, они сочли за лучшее отказаться от заявленных на добычу претензий, вернувшись к более привычной охоте.

Вздохнуть с облегчением Холера так и не успела. Потому что отчетливо услышала крик через дорогу.

Одна из фигур, недавно еще беспомощно вертевшая головой, застыла в охотничьей стойке, указывая на нее пальцем. Новенькая. Услышала крики гарпий и безошибочно определила как направление, так и объект их ругательств.

Холера скрипнула зубами. Талантливая девочка. Если проживет достаточно долго, может, станет одной из старших ведьм в своем блохастом ковене…

«Поздно! — захотелось крикнуть ей, заглушив шум колес, — Поздно, блохастые твари!»

Секунды, на которые они опоздали, отыскивая ее след, лишили погоню всякого смысла. Холера проскочила улицу когда телеги только лишь набирали ход, подчиняясь разгорающейся путеводной звезде, юной, как Венера[5], оттого их бег был не очень стремителен. Сейчас же они неслись по улице почти полным ходом, единым дребезжащим потоком. Сунуться в него не рискнул бы даже человек, наделенный самоуверенностью индюка и ловкостью пантеры.

Что ж, подумала Холера, будет даже забавно, если они попробуют. Определенно, ей доставит удовольствие наблюдать, как Ланцетта и эта ее ручная сучка катаются по мостовой с размозженными ногами.

Глядя на их растерянные лица, Холера не смогла сдержаться. Ее утробу жгло изнутри тысячью раскаленных серебряных иголочек.

— Отлижите друг дружке, псины! — ликующе крикнула она через дорогу, сопроводив слова коротким жестом, для которого ей понадобились четыре пальца и язык, жестом, часто используемым в «Котле», за который и в лучшие времена можно было расплатиться несколькими клочьями вырванных волос или славным синяком под глазом.

Наверно, лучше ей было смолчать. Потому что Ланцетта вдруг вскинула голову в ее направлении и быстро вытянула вперед руку. Так, словно ловила растопыренной ладонью невидимый мяч. Это движение не выглядело угрожающим, однако у Холеры вдруг противным образом заныли коленки. Махткрафт не случайно относится к четырем тайным искусствам, азы которых начинают постигать лишь на четвертом круге. Человек, владеющий Махткрафтом, способный управлять течениями мировых энергий, в силах сотворить со своим недругом множество самых разных вещей. Столь неприятных, что разорванное ухо на их фоне, пожалуй, покажется недостойной упоминания мелочью.

Может швырнуть его о стену с такой силой, словно телом несчастного запустили из катапульты, раздавив всмятку все внутренности. Может превратить в горсть сухой золы, раскалив тело точно в кузнечном горне. Или обречь на мучительную смерть в вихре ослепительных искр, превращающих человека в медленно чернеющую куклу, что дергается в смертельном беззвучном танце. В распоряжении Махткрафта множество энергий, даже названия которых были неизвестны Холере, и каждая из них могла обернуться страшным оружием.

Что-то около года назад одна ведьма с четвертого круга, влившая в себя столько вина с мандрагорой, что едва держалась на ногах, имела неосторожность отпустить в «Котле» шутку про фон Друденхаусов. Не подозревая, что за спиной у нее стоит сама Вера Вариолла, магистр «Сучьей Баталии». Вариолла не стала призывать на голову обидчицы молний и уж конечно не сочла нужным вызывать ее на дуэль. Вместо этого, как говорят свидетельницы, Вариолла задумчиво кивнула сама себе и резко открыла свой изящный кружевной парасоль[6]. Нелепый жест, учитывая, что солнце в Броккенбург не заглядывало по меньше мере лет шестьсот, но фон Друденхаусы, говорят, всегда были чудаковаты.

А секундой позже зубы незадачливой шутницы превратились в горсть картечи, ударившей во все стороны сразу. Обезглавленное тело осело, заливая комнату кровью, и только тогда все поняли, зачем Вариолла взяла с собой старомодный зонт…