Дело о девяти колотых ранах (СИ) - Куницына Лариса Страница 9

— Больше не повториться… — проныл Шалон, простирая к нему руки.

— Перебери всю золу в камине и достань все пуговицы, — велел Марк.

Он продолжил тщательный осмотр спальни, но больше ничего не нашёл. Какое-то время он задумчиво смотрел на сломанный дверной косяк, рассматривал всё ещё выдвинутый язычок небольшого засова, а потом направился в кабинет.

— Что здесь? — спросил он, входя.

— Не так много, — ответил Гаспар, — несколько писем, в которых он выпрашивает вспомоществование, долговые расписки с отметкой об уплате, и другие, по которым давал в долг под весьма приличный процент. И книги эротического содержания, — он сурово покосился на присевшего у окна Эдама.

Тот тут же захлопнул книгу, которую листал, и улыбнулся хозяину.

— Я смотрел, не прятал ли он там какие-нибудь секретные бумаги.

— Конечно, — проворчал Гаспар. — Ещё я нашёл вот это, — он протянул барону потёртую тетрадь. — Фамилии, перечень услуг и суммы.

Марк просмотрел первые страницы:

— Это его амбарная книга. «Получить долг», «припугнуть», «переломать ноги», «забрать товар за неуплату». Так… а это что? «Пластины из яшмы — две дюжины, кабошоны из змеевика — 15 штук», — он перевернул страницу: — «Перчатки шёлковые — 23 пары», «веера с вышивкой — 7 штук». Он что, взялся за ум и занялся торговлей?

— Сомнительно, — проворчал Гаспар. — Скорее уж, разбоем. В нижнем ящике стола я нашёл в шкатулке отрезанное человеческое ухо. Зачем ему торговля при таких талантах?

— Продолжайте, — кивнул Марк и отправился на первый этаж.

— Похоже, хозяйские камзолы и рубашки перекочевали в сундук лакея, — сообщил сыщик, обыскивавший комнату Пьера.

— Там есть голубой бархатный камзол?

— Нет. Только из бордового сукна с позументом.

— А рубашек с кружевами сколько?

— Пять. К тому же под матрасом припрятаны драгоценности и почти триста марок золотом и двести пятьдесят серебром.

— Что у девицы?

— Денег немного, но есть нарядные платья и недорогие драгоценности: серёжки с аметистами, колечки с бирюзой и гранатом и бусы из горного хрусталя хорошего качества. К тому же много кружев: чепцы, шали, даже перчатки.

— Завещание кавалера де Мева нашли?

— Нет, здесь вообще нет никаких бумаг.

Закончив обыск дома, Марк велел опечатать входные двери и чёрный ход и отправился обратно в Серую башню. Едва подъехав к воротам, он столкнулся с одним из сыщиков, который доложил ему, что был в палате королевских нотариусов и выяснил, что кавалер де Мев не обращался к ним за составлением завещания.

Небо за окнами начало постепенно темнеть, возвещая о скором наступлении долгой ночи. Какое-то время постояв у окна и чувствуя спиной голодные взгляды своих оруженосцев, он, наконец, сжалился над ними и сообщил, что на обед они отправятся домой, чем привёл их состояние восторга. Эти юноши, привыкшие к весьма скромному существованию, до сих пор получали ни с чем не сравнимое удовольствие от того, что обед им подавали слуги, он был вкусным, как в самом лучшем трактире, и сидели они пусть в трапезной для слуг, но за отдельным столом, покрытым белой скатертью, поскольку былипривилегированными особами, близкими к его сиятельству.

Марк же по прибытии домой отправился в свою ставшую уже любимой гостиную, откуда сквозь стеклянную стену был виден цветущий садик во внутреннем дворе. Верный Модестайн принёс ему таз и воду, чтоб помыть руки, а потом подал мягкое полотенце. Мадлен хлопотала, давая указания служанкам, накрывавшим стол к обеду, а вокруг бегал наперегонки с тявкающим щенком Валентин. Потом появился Шарбо и вопросительно взглянул на Марка, а после приглашающего жеста деловито направился к столу, но лишь для того, чтоб пододвинуть стул для хозяйки дома. Сам он сел только после того, как своё место во главе стола занял Марк.

Говорили за столом в основном Мадлен и Теодор, спешившие сообщить новости и сплетни, а также узнать его мнение по самым разным вопросам. Он отвечал односложно, его мысли то и дело уплывали в сторону убийства кавалера де Мева и тех действий, которые он намеревался в связи с этим предпринять. Теперь уже можно было приступить к допросу слуг, однако для этого он хотел дождаться темноты, а потому не спешил, внимательно выслушивая своих домочадцев, осчастливленных его вниманием.

После обеда он немного повозился со щенком, который стал уже довольно крупным, и по всему было видно, что со временем он перещеголяет своей статью даже старика Роло. Потом какое-то время разговаривал с Валентином, размышляя, не пора ли пригласить к этому шалопаю учителей, но так ничего и не решив, заметил, что за стеклянной стеной стало совсем темно, после чего снова отправился на службу.

Сначала он решил допросить Изабель, поскольку именно она казалась ему слабым звеном в тандеме слуг. Он спустился в камеру для допросов и вызвал подручного палача, которому поручил всего лишь для острастки девицы раздуть мехами очаг, да позвенеть цепями и инструментами. После этого он сел за свой стол, понаблюдал, как обустраивается на своём месте клерк, потом бросил взгляд на маленькое зарешеченное оконце, за которым синело небо ранней ночи, после чего велел убрать со стены освещавший его ближайший факел и привести девицу.

Когда Изабель привели, в камере было полутемно и довольно холодно. В дальнем конце горел очаг, который деловито раздувал мехами высокий сутулый человек в холщовой блузе и кожаном фартуке. На виду лежали поблёскивающие металлом щипцы и острые ножи, с потолка свисали верёвки и цепи, а в стороне стояло угрожающего вида кресло с прикрепленными к спинке и подлокотникам ремнями.

Её сразу же подвели к жёсткому стулу с прямой спинкой и усадили туда, где она оказалась напротив стола, за которым в зыбком сумраке сидел высокий человек, и она едва не кожей ощутила его холодный хищный взгляд. В стороне за маленьким столиком, на котором горела свеча, сидел клерк с пером в руке и с привычным равнодушием смотрел на неё, готовый записывать показания.

— Ты готов? — спросил сидевший в полумраке человек, и Изабель испуганно обернулась назад.

Тот, в кожаном фартуке, поклонился.

— Я уже сунул прутья в огонь, ваша светлость. Прикажете сразу же подвесить её на дыбу или сперва привязать к стулу и вытащить пару зубов?

— Что ж вы такое говорите… — ужаснувшись его словам, залепетала служанка. — Я же ни в чём не виновата! Как можно так поступать с честной девушкой, которая не сделала ничего плохого?

— Откуда всё это у честной девушки, которая пришла в столицу из бедной деревни на заработки и служила горничной у весьма прижимистого хозяина? — спросил человек за столом и вытряхнул перед собой из кисета драгоценности, которые хранились её шкатулке. — Откуда у неё атласное платье, в которое она сейчас одета, и другие наряды, которые подошли бы дочери успешного торговца, а не как ни горничной? Откуда кружевные шали и перчатки? Чем ты занималась на самом деле? Обирала клиентов на улице цветочниц или, может, у тебя был богатый покровитель?

— Вовсе нет… — запротестовала она. — Это всё подарил мне хозяин. Он вовсе не был так уж прижимист.

— О, я думаю, что он был очень щедр, если подарил своей служанке золотую брошь с бирюзой и одевал её как госпожу. С чего бы это, если ты столь честная девушка и отрицаешь любовную связь с хозяином?

— Ну… — всхлипнула она. — Была эта связь и что?

— А то, что эти наряды у тебя появились только после его смерти, что и подтвердили ваши соседи. На что ж ты купила их? Вы с Пьером прикарманили деньги хозяина, не так ли? А для этого вы его убили.

— И вовсе нет! — воскликнула она, и тут же позади что-то звякнуло, и она испуганно сжалась. — Как же мы могли убить его, коли он умер в закрытой спальне?

— С помощью колдовства, — зловеще прозвучало из полумрака. — В доме мы нашли и свечи, из воска которых ты слепила куклу, положив в неё ногти и волосы хозяина, и булавки, которыми ты проткнула эту куклу. Он умер в своей постели, Пьер взломал дверь, и вы всё свалили на несчастную Агату. Пьер забрал все драгоценности и деньги, а тебе, чтоб ты молчала, дал денег на наряды. Так что вы оба повинны в убийстве и воровстве, за что будете приговорены к смерти. Причём, тебя, как колдунью, сожгут на костре живьём.