Денис Юрин - Доспехи из чешуи дракона Страница 9

Глава 3 Один в поле не воин

Теплая вода и пахучее мыло, каким прачки обычно стирают белье господ, приносили телу Шака незабываемое наслаждение. Его новый хозяин, загорелый уроженец югов, не поскупился и на заморские благовония, но бродяга самоотверженно отказался от дорогого подарка. Ему с утра предстояло снова отправляться в путь, снова глотать дорожную пыль и обманывать красивыми речами честной люд, взывая к единению с природным началом и рассовывая по карманам да сумкам простаков целебные снадобья сомнительного происхождения. Он не мог, не должен был пахнуть, как граф перед балом. Крестьяне хоть и не особенно привыкли мыслить, но интуитивно чувствуют фальшь, они не открыли бы душу чужаку, то есть тому, кто выглядит и пахнет иначе, чем они сами. Такова уж специфика сложного шарлатанского дела: приходится во многом себе отказывать, но зато можно легко получить то, чего обычные люди добиваются годами.

Шагая по пустынным улочкам утреннего Тарвелиса, Шак с теплотой в сердце вспоминал, как забавно прятала взор и робко отказывалась лезть к нему в бадью хорошенькая служанка, принесшая полотенца. Он уговорил ее, подчинил своей воле и всего за пять минут болтовни уничтожил все догмы, вдалбливаемые с детства в ее маленькую, прекрасную головку. Душа женщины – запутанный лабиринт, но если ты пользуешься правилом правой руки, то без труда найдешь вход и выход.

Новые башмаки, новые лишь потому, что бродяга впервые обул их всего четверть часа назад, не только чересчур громко стучали по мостовой, но и натирали пятки. У городского управителя были странные представления о том, как выглядит крестьянское рванье. Вместо холщовой рубахи Шаку выдали протертый до дыр, пахнущий чужим потом камзол, когда-то давно бывший небесно-голубого цвета, а ныне густо заляпанный пятнами грязи и жира; вместо безразмерных штанов из той же самой холстины нерадивые слуги Южанина принесли старое, полопавшееся по швам и рваное на коленках трико; а вместо простенького дорожного плаща с капюшоном – шляпу горожанина средней руки с обломанным гусиным пером. Одним словом, выглядел миссионер не как бедный труженик полей да огородов, а как оголодавший дезертир, не имеющий ни возможности, ни желания возвращаться к честной, размеренной жизни. Из всего прежнего имущества у шарлатана остался лишь посох да видавшая виды котомка, на дне которой позвякивали несколько случайно уцелевших после осмотра главным городским эскулапом амулетов.

С таким скарбом трудно было бы заработать на хлеб. Выманенный накануне у крестьянки кошель с медяками таинственным образом куда-то исчез. Шак ужасно расстроился по этому поводу, впал в отчаяние и уже морально приготовился поголодать в дороге, но неимоверно вежливые и неестественно доброжелательные слуги управителя клятвенно заверили, что у его спутника, ждущего в условленном месте за городскими воротами, имеется все необходимое, и не только на первое время.

Обманщик поверил улыбчивым слугам, хотя засевший внутри червь сомнения и шептал, что ему бессовестным образом врут. С одной стороны, власти Тарвелиса не были заинтересованы в том, чтобы его в первой же деревне вздернули на суку за воровство иль грабеж, но, с другой стороны, уж слишком часто влиятельные персоны пытались подэкономить на том, на чем экономить совсем не стоило, например, на пустых, вечно урчащих желудках своих порученцев.

В конце улочки показались городские ворота и маленький пятачок, наверное, в шутку называемый площадью. В сердце бродяги закралось сомнение; не потому, что там, за воротами, для него начиналась новая, полная опасностей жизнь, а из-за того, что в ранний час ворота еще были закрыты. Ленивым сторожам явно не захочется прерывать свой сон из-за какого-то оборванца, решившего ни свет ни заря покинуть город, то ли сбегая от наделанных по кабакам долгов, то ли спеша навстречу новым неприятностям. Ожидание у закрытых ворот могло затянуться на час, а то и два. Шак не представлял, чем занять себя в это время. Однако, к неописуемому удивлению бродяги, завидев его еще издалека, седобородый обрюзгший капрал сполз с мягкого лежака и поспешил в каморку.

Примерно через пару минут из сторожки появились пятеро злословящих, трущих руками глаза солдат. Не каждое утро служивым приходилось терпеть подобное унижение, ворочать тяжелый засов, еще не успев отойти ото сна, и, главное, ради чего, ради того, чтобы какой-то случайно забредший в город голодранец смог беспрепятственно продолжить свой путь по дорогам королевства. Но приказ есть приказ, его отдают, требуют выполнения и не удосуживаются дать объяснения порой очень-очень странным вещам.

Так и на этот раз. Шестеро стражников отодвинули скрипучий засов и, проводив быстро прошмыгнувшего за ворота оборванца недобрыми взглядами, поспешили вернуть запорный механизм в исходное положение. Что было потом, Шак, естественно, не видел, но мог легко предположить. Стражники шепотом обругали дурное начальство и, опрокинув по стаканчику, побрели досматривать прерванные сны. Такая уж у них работа: пить, спать да ворчать…

Вдали виднелась заветная роща, маленький островок леса посреди поля, граничащий, с одной стороны, с дорогой, а с другой – с небольшой речушкой, явно питаемой не только чистыми подземными ключами, но и городскими стоками. Недолго думая, Шак свернул с дороги и, сняв башмаки, натершие ноги до крови, направился к берегу. Бродяга решил не торопиться со встречей и сначала понаблюдать за человеком, которого ему навязали в спутники и компаньоны по опасному делу. С напарниками шарлатан никогда не связывался, поскольку привык рассчитывать только на самого себя. Товарищи, приятели и подельщики – странный народ. Обычно они имеют дурную привычку спорить, когда дело ясно как день, не вовремя испытывают угрызения совести и всегда подводят в самый неподходящий момент. Тут же опасность крылась еще и в том, что, по словам управителя, его спутник был «из лекарских…, значит, можно было ждать любого подвоха.

Шак уже мысленно представлял, как отвратного вида ученый-зануда будет с презрением смотреть на него через толстые стекла очков, корча рожи, фыркать и всячески выказывать неуважение, упорно доказывая, прежде всего себе самому, что его компаньон жалкое ничтожество, недостойное даже мизинца порядочного человека. Два-три дня пути Шак еще как-нибудь стерпел бы такую компанию, но неизвестно, насколько могли затянуться его злоключения, в какие ситуации они попадут и как поведет себя в них «самовлюбленная ученая рожа».

За сто шагов до рощи путник избавился от лишней обузы, то есть от бесполезных башмаков, и, замедлив шаг, стал внимательно вглядываться в просветы между растительностью. Пока ни лекаришки, ни телеги не было видно, хотя из-за деревьев отчетливо слышалось конское ржание. Достигнув опушки, Шак лег на траву и, пачкая и без того грязный камзол, пополз по-пластунски между кустами. Буквально через пару секунд или пять-шесть шагов, преодоленных на животе, бродяга увидел все, что хотел: и старенькую кобылу, и довольно сносную телегу, на которой им придется трястись до окрестностей графского замка, и самого компаньона, никак не подходящего под описание типичного представителя чопорной и ленивой лекарской братии.