Анджей Сапковский - Зерно истины Страница 9

Геральт встал, но, захваченный этой картиной, по-прежнему не мог решиться на какое-либо действие. Он услышал слова, глухо звучащие внутри черепа, как под сводом холодного и мокрого подвала:

— Мой. Или ничей. Люблю тебя. Люблю.

Очередной, ужасный, вибрирующий, давящийся кровью вздох. Брукса дернулась, продвинулась вдоль жерди дальше, протянула руки. Нивеллен отчаянно взревел, не отпуская шеста, силился отодвинуть от себя вампирку как можно дальше. Напрасно. Она продвинулась вперед еще больше и схватила его за голову. Он взвыл еще пронзительнее, замотал косматой головой. Брукса снова продвинулась на жерди и приблизила голову к горлу Нивеллена. Клыки блеснули ослепительной белизной.

Геральт прыгнул. Прыгнул, как безвольная замедленная пружина. Каждое движение, каждый шаг, который надлежало сделать, был его естеством, был отработан, неотвратим, автоматичен и смертельно выверен. Три быстрых шага. Третий, как сотни таких же шагов прежде, заканчивается на левую ногу, крепким решительным упором. Поворот туловища, сильный, размашистый удар. Он увидел ее глаза. Ничто уже не могло измениться. Ничто. Он крикнул, чтобы заглушить слово, которое она повторяла. Ничто не могло. Он рубил.

Он ударил уверенно, как сотни раз перед этим, и тотчас, продолжая ритм движения, сделал четвертый шаг и полуоборот. Клинок, в конце полуоборота уже свободный, двигался за ним, блестя, влача за собой веерок красных капелек. Черные как смоль волосы заколыхались, развеваясь, плыли в воздухе, плыли, плыли, плыли…

Голова упала на гравий.

Чудовищ становится все меньше?

А я? Кто я такой?

Кто кричит? Птицы?

Женщина в полушубке и голубом платье?

Роза из Назаира?

Как тихо!

Как пусто. Какая опустошенность.

Во мне.

Нивеллен, свернувшийся клубком, сотрясаемый спазмами и дрожью, лежал под стеной особняка, в крапиве, обхватив голову руками.

— Вставай, — произнес ведун.

Молодой, красивый, могучего телосложения мужчина с бледной кожей, лежащий под стеной, поднял голову и осмотрелся вокруг. Взгляд у него был безумный. Он протер глаза костяшками пальцев. Посмотрел на свои руки. Ощупал лицо. Тихо охнул, вложил палец в рот и долго водил им по деснам. Снова схватился за лицо и снова охнул, коснувшись четырех кровавых распухших полос на щеке. Он всхлипнул, потом рассмеялся.

— Геральт! Как это! Как это… Геральт!

— Вставай, Нивеллен. Вставай и пошли. Во вьюках у меня есть лекарство, оно необходимо нам обоим.

— У меня уже нет… Нет? Геральт? Как это?

Ведун помог ему встать, стараясь не смотреть на маленькие, такие белые, до прозрачности, руки, стиснутые на жерди, воткнутой между маленькими грудями, облепленными мокрой красной тканью. Нивеллен снова охнул.

— Верена…

— Не смотри. Идем.

Они пошли через двор, мимо куста голубых роз, поддерживая друг друга. Нивеллен беспрестанно ощупывал себе лицо свободной рукой.

— Невероятно, Геральт. Через столько лет? Как это возможно?

— В каждой сказке есть доля правды, — тихо сказал ведун. — Любовь и кровь. У обоих могучая сила. Маги и ученые ломают себе над этим головы много лет, но ни к чему не пришли, кроме того, что…

— Что именно, Геральт?

— Любовь должна быть истинной.