Борис Сапожников - Ultima Forsan Страница 9

Однако опасности, как новые, принесённые чумой, так и прежние, вполне знакомые, вроде разбойничьих шаек, заставили людей снова собираться вместе. Жаться друг к другу, отгораживаясь от всего мира высокими стенами. Вот только с гигиеной стало куда лучше – хоть какой-то урок из эпидемии чумы мертвецов люди сделали.

На месте прежних деревень, укреплений и маленьких городков вырастали новые полисы. А вскоре пришло время и для новых королевств, где порядки не так уж сильно отличались от прежних.

Оставив коня слугам инквизитора, я обогнул Лукку по большой дуге и вечером того же дня сел в дилижанс, едущий на север. Перед прощанием, которое оказалось предсказуемо коротким и холодным, Гедалия выдал мне довольно приличную сумму серебром, а также сообщил, что на моё имя открыт счёт в банке ломбардцев, которым я могу распоряжаться вольно, хотя и в разумных пределах, конечно же.

- За траты с этого счёта с тебя буду спрашивать лично я, - заверил меня иудей со всей серьёзностью, с какой этот народ относится к денежным делам.

- Как ты оказался в свите монсеньора Лафрамбуаза? – решил-таки перед прощанием спросить у него я.

- Ты верно не знаешь, что не только твоя команда погибла в ту проклятую ночь, - ответил он. – Вся фактория была уничтожена мертвецами и крысолюдами[14]. Монсеньор спас в ту ночь не тебя одного, и я поклялся служить ему верой и правдой до конца дней моих.

За проезд в дилижансе пришлось как следует раскошелиться. Ведь ехать придётся через не самые спокойные земли. Конечно, те, кто ехал до Специи и Пармы платили не так уж много, а вот желающие катить дальше, уже должны были основательно подумать, надо ли оно им. Ведь единственный маршрут вёл мимо одного из старых городов, давно уже получивших название городов скорби, а до эпидемии называвшегося Милан.

Когда-то я начинал свою карьеру рейдера в фактории близ этого богатого города. Мы тащили оттуда всё, что плохо лежало, временами наглели настолько, что отправлялись на промысел с телегами, чтобы сподручней было вывозить отлично сохранившуюся мебель из господских домов.

Теперь же хозяин дилижанса честно предупредил меня, что вполне возможно дальше Пармы он не поедет, предпочтя повернуть обратно.

- Верный маршрут, скажу я тебе, - сообщил он мне, принимая плату. – Через кантоны в Германские княжества мало желающих кататься в последнее время. Чума в Шварцвальде отвадила последних.

- А где стоят карантинные команды бездушных? – поинтересовался я у него.

- Да почитай у спуска с гор и стоят, - пожал плечами владелец дилижанса, - потому никто особенно туда не стремится. В чумную землю лезть охотников нет теперь. Но и до кантонов ездят сейчас немногие, слишком уж дорого выходит мимо города скорби кататься. Сам знаешь, путник, там не золотом плату стребуют, а кровью и душой.

- Значит, хотя бы до Пармы прокачусь, - пожал плечами я, - а там видно будет.

Вопросов задавать хозяин дилижанса не стал, однако я уверен, он отправит мальчишку в резиденцию инквизитора с сообщением о странном человеке, желающем добраться до чумных земель.

Не прошло и часа, как я устроился на жёстком сидении дилижанса. Моими соседями были купец явно иудейской наружности, но без жёлтой звезды – то ли выкрест, то ли достаточно богат, чтобы платить подать, указанную в законе, его охранник, бряцающий впечатляющей коллекцией оружия, и шумное семейство, состоящее из отца с матерью и парочки непоседливых детишек лет семи, не старше. Похоже, скучать в дороге мне точно не придётся.

И мои опасения полностью подтвердились. Детишки болтали без умолку, так что вскоре у меня разболелась от них голова. Я слишком привык к тишине и покою монастыря, чтобы долго терпеть их визгливые голоса и тыкающие то и дело в окно пальцы. «А погляди, папа…», «А смотри, мама…», и всё в том же духе. Сидевший рядом со мной купец то и дело поглядывал на меня этаким понимающим взглядом, мол, и сам мучаюсь, да что поделаешь с этими детьми. Отец семейства несколько раз грозно прикрикивал на свои чада, но хватало его окриков ненадолго. Слишком уж живым характером те обладали.

- Они у меня такие, - попытался извиниться за детей отец, однако в голосе его явно сквозила гордость, - и мертвеца доведут своим любопытством.

Я решил воспользоваться моментом и завёл с ним разговор. Обычно детишки имеют привычку прислушиваться к беседам взрослых, как будто это делает их самих чуточку взрослее. Не ошибся я и в этот раз. Стоило нам заговорить, как оба ребёнка тут же замолчали, уставившись на нас круглыми глазами.

Оказалось, отец семейства был родом из кантонов, и возвращался домой.

- Попытал счастья на чужбине, - охотно делился он, - да много добра не нажил. Немного везу я в родную деревню.

- Ах немного, - тут же грозно глянула на него супруга. – А кто мне клялся, что я – твоё самое большое сокровище?!

Кажется, это была какая-то игра, понятная только внутри семьи, и играли они её далеко не в первый раз.

- Конечно же, дороже тебя у меня ничего нет, - замахал руками отец семейства, - разве что наши дети. Разве они не настоящие сокровища, а?

- Ты стал настоящим весельчаком, как я погляжу, - неожиданно встрял охранявший купца наёмник. – Это женитьба на тебя так повлияла?

- Я был сержантом алебардщиков – самое большое моё достижение в военной службе, - кивнул отец семейства. – Стоял в первой шеренге баталии, когда войска герцога Савойского отражали атаку серой орды. Дрался в Пьемонте за тамошнего графа, уже и не помню против кого из его соседей. Воевал и в этих землях, когда во время Ярмарки мертвецов в Лукке слуги константинопольских некромантов устроили побоище, протащив в город несколько сотен своих солдат под видом карнавальных покойников. Это, наверное, было самое жаркое дело. Именно тогда я понял, что пора завязывать с жизнью наёмника, и твёрдо решил остепениться.

- И вспомнил-таки дорогу в мой дом, - упрекнула его супруга, но скорее по привычке.

- Я сундуков добра не нажил ещё и потому, - ничуть не стесняясь её присутствия, подмигнул нам отец семейства, за что тут же заработал тычок в бок от жены, - что отправлял большую часть заработка супруге.

- А оставшееся пропивал и проигрывал в кости!

- Я был наёмником, женщина, - притворно возмутился отец семейства. – Чем же ещё мне было заниматься в мирные дни? Но скажи, рейтар, откуда ты знаешь меня? Я твоего лица не припомню.

- Не рейтар, пистольер, - поправил его охранник. – Я служил в кавалерии графа Лигурийского во время его конфликта с Пьемонтом. Я отлично запомнил твоё лицо – ведь оно было последним, что я видел перед ударом алебарды.