Сергей Шведов - Соколиная охота Страница 9

Император дозрел к утру. И с рассветом монсеньор Николай, граф Эд Орлеанский и бек Карочей, вызвавшийся их сопровождать, во главе небольшой вооруженной свиты из простых дружинников нескорой рысью отправились к лагерю Людовика Тевтона.

Герцог Баварский был сама любезность. Видимо, он неплохо выспался в жарко натопленном шатре и теперь с любопытством разглядывал гостей, нагрянувших к нему с утренним визитом. Людовику было уже за сорок, но Карочею показалось, что за минувшие семнадцать лет он не слишком изменился. Это был все тот же худощавый выдержанный человек с унылым лицом и серыми грустными глазами. Разве что возле этих глаз появились мелкие морщинки. Монсеньора Николая и графа Эда Орлеанского герцог Баварский встретил как старых добрых знакомых, а вот Карочея он явно не узнал, и секретарю папской курии пришлось представить хазарского посла.

Среди князей и графов, окружающих Людовика Тевтона, Карочей разглядел своих старых знакомых: ободрита Сидрага и лютича Свентислава. Сидраг вряд ли помнил скифа, поскольку видел его мельком, зато князь Свентислав, кажется, узнал бека из далекой Хазарии, посетившего Волынь много лет тому назад.

Герцог Баварский пригласил послов своего старшего брата к столу, накрытому здесь же в шатре. Стол был невелик, но Карочею место за ним все-таки нашлось, и он сделал все от него зависящее, чтобы очаровать старого знакомого, князя Свентислава, по счастливой случайности оказавшегося рядом.

Герцог Баварский с интересом выслушал сбивчивые объяснения послов императора, но, разумеется, ни на грош им не поверил. Собственно, ситуация и без того была ясна как божий день. Император Лотарь хотел под шумок лишить удела своего брата Людовика, и без того обделенного отцом, но последний оказался далеко не так прост, как это мнилось умникам из папской курии. Кроме того, Тевтону помогли советом и вооруженной силой добрые люди, имена которых Карочей узнал от своего словоохотливого соседа, князя Свентислава. Разумеется, в этом деле не обошлось без кагана Славомира. Бек подозревал это с самого начала, а потому не слишком удивился, когда было произнесено это имя. Зато участие в делах Людовика Тевтона Воислава Рерика явилось для него сюрпризом.

– А ты разве знаком с ярлом Воиславом? – удивился Свентислав.

– Мир тесен, – ласково улыбнулся собеседнику Карочей. – Мне доводилось пировать с благородным Рериком в далеком Итиле.

– А я почему-то считал, что Воислав враждовал с хазарским каганом и оставил в ваших краях недобрую память о себе.

– Так и мы сегодня сошлись на этом поле не с добрыми намерениями, князь. Но разве это мешает нашей веселой пирушке?

Людовик с монсеньором Николаем разговаривали по-латыни. Карочей не знал этого языка, как и большинство из присутствующих за столом князей и графов, а потому и не мог уловить, о чем же идет речь. Зато ничто не мешало ему обмениваться здравницами со славянскими князьями и боярами, кои сочли скифа человеком любезным и обходительным.

– А где сейчас находится Воислав Рерик?

– Вероятно, уже в Париже. Думаю, прекрасной Юдифи удастся очаровать сурового викинга и надолго удержать его подле себя.

– А много людей у Воислава?

– Тысячи полторы, но он без труда сможет набрать и десять тысяч.

Людовик с монсеньором Николаем, видимо, все-таки договорились. Во всяком случае, секретарь папской курии поднялся из-за стола с просветленным лицом. Карочей, в свою очередь, тепло распрощался с соседями и даже принял приглашение любезного князя Свентислава посетить город Волынь еще раз, если, разумеется, подвернется к тому удобный случай.

Император Лотарь выслушал своих послов молча. И хотя Людовик не выставил брату неприемлемых условий, все отлично понимали, что император потерпел поражение, не пролив ни капли крови и даже не обнажив меча. Герцог Баварский дал ясно понять, что не считает обоснованными претензии Лотаря на всевластие в империи, созданной их дедом. По мнению Тевтона, империя должна быть разделена на равные части между сыновьями Людовика Благочестивого, и он любезно дал старшему брату возможность подумать над этим заманчивым предложением. Похоже, герцог Баварский был уверен в своих силах, и, отпуская брата с собственных земель без кровопролития, он тем самым эту уверенность продемонстрировал.

– Не получилось с Людовиком, так получится с Карлом, – попробовал утешить дядю Пипин, и его слова были поддержаны одобрительным гулом сеньоров, собравшихся в шатре императора на совет.

Юнец Карл казался приближенным императора куда более слабым соперником, чем хитрый и неуступчивый Тевтон, но, кажется, они сильно заблуждались насчет младшего сына Людовика Благочестивого.

Об этом и намекнул монсеньору Николаю бек Карочей во время грустного возвращения Лотаря и его войска в Реймс.

– Какой еще Рерик?! – недовольно нахмурился секретарь папской курии.

– Я рассказывал вам о нем, монсеньор, – напомнил Карочей. – По словам моего друга, князя Свентислава, у викинга достаточно сил, чтобы испортить настроение императору Лотарю. Это опасный противник, смею вас уверить. И поход на Париж вполне может обернуться для императора большой бедой. Тем более что его войско значительно поредело.

Карочей был прав. Многие сеньоры, среди коих были и его хорошие знакомые Роберт Турский и Эд Орлеанский, покинули императора, не попрощавшись, и скрылись за пеленой дождя раньше, чем оплошавшее войско Лотаря достигло Реймса.

– Это ты их предупредил, бек?

– Нет. Просто граф Эд слышал наш с князем Свентиславом разговор и сделал из него правильные выводы. В этой связи я бы осмелился обратить твое внимание, монсеньор, на племянника императора, благородного Пипина Аквитанского. Он мог бы доставить много хлопот герцогу Карлу, пока император Лотарь собирается с силами.

– Это ты снабдил мальчишку деньгами? – резко повернулся к скифу монсеньор Николай.

– Я просто свел его с нужными людьми. Пойми нас правильно, монсеньор, местные рахдониты не менее папской курии заинтересованы в усилении власти императора. Так стоит ли отбрасывать протянутую руку, особенно если в этой руке блестит золото?

– И что потребуют от нас рахдониты за поддержку?

– Ничего особенного, монсеньор. Всего лишь равные права с христианскими купцами и финансистами.

– Хорошо, – нахмурился Николай. – Я поговорю и с папой Евгением, и с императором. Но мне понадобится твоя помощь, бек. Лучше тебя никто не знает этого Воислава Рерика. Он должен умереть, причем как можно скорее.

– В этом мире нет человека, которого я ненавидел бы больше, чем Воислава Рерика. Я к твоим услугам, монсеньор.