Анна Китаева - Перстень без камня Страница 9

Невысокий южанин с уверенными повадками не был ни случайным посетителем, ни рядовым выпивохой. Он прошел сквозь общий зал, не поморщившись; бросил охраннику у неприметной двери: «Меня ждут» и оказался на другой половине.

Там было тихо, чисто и немноголюдно. Окна выходили во внутренний дворик. Южанин направился к дальнему столу, за которым уже сидели начальник порта Гайс Геберт и Крандж, капитан прибывшего сегодня трехмачтовика.

— А! — степенно сказал Крандж. — Вот и старина Бван. Приветствуем вас, капитан Атен!

Южанин обменялся рукопожатием с обоими и сел.

— Что вы пьете, я вижу, — заметил он, кивнув на прозрачный графин с виноградной водкой. — А что вы едите?

— Не знаю, — ухмыльнулся Крандж. — Сударь наш Гайс пришел первым и заказал на всех. Рыбу, надо полагать.

— Рыбу?! — воскликнул Бван Атен. — Я полгода ел рыбу! У меня от нее желудочная колика! Хуже рыбы разве что мясо, сохраненное магическим способом. На вкус и запах оно ничуть не приятнее половой тряпки! Его я тоже ел полгода. Поэтому…

— Поэтому нам принесут нежнейшего ягненка, — перебил его Геберт. — Приготовленного на вертеле, с лимоном, чабрецом и черным перцем. Он родился, прожил свою жизнь и умер во славу чревоугодия при полном отсутствии магии. А насчет рыбы капитан Крандж… эээ… пошутил.

— Спасибо, Гайс, — прочувствованно сказал капитан Атен.

— Да, только на Трех ветрах и можно пожрать как следует, — проворчал Крандж. — Единственное место в мире, где тебе не подсунут вместо кролика магически обработанную кошку.

— Ну, когда-нибудь судари маги придумают амулет, позволяющий обнаружить кулинарную подделку, — предположил начальник порта. — Только вот когда?

— Когда, когда, — проворчал Крандж. — Когда краб наизнанку вывернется!

— О! — оживился Геберт. — То есть никогда! Как изящно. У меня, судари, для подобных выражений есть отдельный раздел. «Неисполнимые условия». Вот, извольте.

Он открыл тетрадь и принялся зачитывать:

— Когда змей развернет свои кольца. Какой змей? Неизвестно. Когда медуза квакнет… а, это ваш, морской… Когда спящие проснутся…

— Почему морской? — перебил его недовольный Крандж. — Это чушь какая-то, вы уж меня простите, Гайс. — Кто это вам в море квакать будет? Нет такого выражения! Кто-то над вами подшутил, а вы и поверили.

— Ну да? — огорчился Геберт. — А позвольте, я сейчас посмотрю, за кем же я это записывал…

Он зашелестел страницами.

— Кхм, — вмешался Бван Атен. — Давайте лучше выпьем, судари. И закусим.

Что-то в блеске его глаз наводило на мысль, что он знает, откуда в книжке Геберта взялась подобная запись, но подметивший это Крандж лишь понимающе кивнул. Сударь начальник порта иногда бывал невыносим со своим увлечением.

Беседа почтенных посетителей была прервана появлением вожделенного ягненка на блюде. После этого некоторое время за столом слышалось лишь чавканье и довольное урчание. Никакие условности не сковывали троих мужчин. Они были знакомы давно, очень давно. Лет двадцать, пожалуй. В те времена молодой Гайс Геберт едва лишь заступил на должность начальника порта, а юный Крандж еще не был капитаном. Геберт и Крандж сильно изменились с тех пор — один ссутулился, другой отрастил солидный живот.

А вот Бван Атен, проклятый капитан корабля-скитальца, не изменился ничуть. Что ему два десятка лет при его сотнях? Бван любил повторять, что саму императрицу Юга помнит еще девочкой с косичками. Наверное, врал.

Хотя бы про косички.

От центральной площади верхнего Бедельти расходились чистые мощеные улицы, застроенные красивыми опрятными домами. Но если идти по любой из этих улиц достаточно долго, мостовая под ногами постепенно сменялась простой утоптанной дорожкой, а затем и вовсе превращалась в заросшую бурьяном тропу.

Дядюшка Зайн и матушка Зайн жили в ветхом и скособоченном сарайчике, к которому вела одна из множества тропок, и считались обитателями верхнего Бедельти. Но, само собой, никто приезжий у них никогда не останавливался. Так что они очень удивились, когда кто-то постучал в дверь, выходившую прямо на улицу, — если это, конечно, можно было назвать улицей, — потому что ограда вокруг сарая, которая прежде обозначала двор, недавно рухнула, а дядюшка Зайн ее так и не починил.

— Не открывай, — проворчал дядюшка. — Постучат и уйдут.

Но матушка Зайн с кряхтением поднялась, взяла со стола лампу-коптилку и подошла к двери.

— Здравствуйте, — сказала девушка. — Я погощу немного у вас, можно?

В темноте только и видно было, что она молода, но ни черт лица, ни одежды девушки разглядеть было нельзя.

— Хорошо, — растерянно ответила матушка Зайн и впустила гостью. — Только у нас и гостить-то негде. Это же сарай, а не дом. Вы, видать, ошиблись, сударыня. Вы только не пугайтесь, мы люди бедные, но честные, и ничего плохого вам не сделаем. Вот, муж мой сейчас встанет с лежанки и проводит вас, куда надо.

— Не волнуйтесь, — улыбнулась девушка. — Я у вас только переночую сегодня. Этого будет достаточно. Вы дальше сами справитесь, я знаю.

Матушка Зайн растерялась окончательно. Во-первых, она совершенно не понимала, о чем толкует гостья. Во-вторых… во-вторых, она вдруг поняла, что ей вовсе не хочется, чтобы девушка уходила.

— Хорошо, — сказала она снова. — У нас есть еще одна лежанка. На ней спала наша дочь Кати. Да вот только потерялась она год назад, как раз на весенний карнавал. Мы сперва надеялись, что она осенью объявится, а теперь уж совсем надежду потеряли. Так что вы ночуйте, нам урона не будет. Ой, простите, что это я бормочу? Не слушайте меня, дуру старую!

Матушка Зайн чуть не расплакалась, но девушка улыбнулась ей, протянула руку и легонько погладила старую женщину по голове.

— Все будет хорошо, матушка Зайн, — убежденно сказала она. — И дочка ваша вернется.

Обернулась и повторила те же слова:

— Все будет хорошо, дядюшка Зайн.

Дядюшка вдруг почувствовал что-то необычное. Что-то, чего не чувствовал очень давно, так что даже забыл, как это называется. От смущения он откашлялся и спросил неловко:

— А вас… а вас как зовут, сударыня?

— Я в семье третья, — улыбнулась гостья. — Зовите меня Трина.

Глава вторая

Лодка с упряжкой тюляк

В свое первое утро на архипелаге Тильдинна Брайзен-Фаулен проснулась перед рассветом, хотя легли они заполночь. Ее супруг мирно посапывал на ложе, выставив из-под одеяла пятки. Тильдинну разбудила вполне житейская причина — за ужином они пили белое игристое вино, и теперь молодой женщине понадобилось на горшок.