Игорь Алимов - Дракон. Книга 1. Наследники Желтого императора Страница 9

На восточный факультет большого университета Чижиков, против многих ожиданий, документов подавать не стал. В знатоки сокровенных азиатских учений, как прочили некоторые, не подался. И даже языка не выучил, хотя появилась такая возможность.

Чижиков без особых проблем поступил в строительный институт, который некогда закончил дед, и без каких-либо потрясений отучился там пять лет, по счастью избежав армии. Потом начал работать — много где и много кем, но все больше на подхвате и не по специальности.

Внутренний его Китай держался теперь на трех безусловных китах: первым были китайские фильмы (особенно с Джеки Чаном и Джетом Ли); вторым — восточные единоборства, в коих Чижиков несколько лет не без успеха подвизался под руководством китайского наставника Чэня, прибывшего в Петербург в послеперестроечное время, да так здесь и осевшего; а третьим, самым мощным и непотопляемым китом была Коллекция.

Мечта Чижикова с годами преобразилась в неосознанное толком желание уехать в Китай и остаться там навсегда. Вовсе не потому, что его не устраивали Россия в целом и Петербург в частности — просто Китай долгое время был краем чудес, недостижимой счастливой страной, куда Чижикову попасть не суждено, но ведь никто не может запретить ему мечтать на эту тему? И хотя, повзрослев, Котя при первой же возможности отправился в Пекин, неделя, проведенная в столице Поднебесной, никак не повлияла на «его» Китай. Парки и храмы были великолепными, но в детских мечтах Чижикова они были еще прекраснее. Кухня оказалась отменной, но далеко уступала тем сказочным блюдам, что подавали на стол в его фантазиях. Котя даже рад был, что пробыл в реальном Китае всего неделю, потому что боялся разочароваться, но нет, не успел.

Зато Коллекция всегда была при нем, и разочароваться в ней было невозможно! Котя мог часами переставлять резные статуэтки на книжных полках, вытаскивать из лакового сундука и складывать обратно роскошную шелковую одежду, шитую драконами и другими невиданными зверьми, перекладывать с места на место узорчатые сандаловые веера, перебирать в пальцах буддийские четки, пересчитывать связки потемневших от времени монет с дырками посередине и даже разглядывать дедово собрание бюстиков Мао Цзэ-дуна.

Чижиков выучил Коллекцию наизусть, он принял ее после смерти деда и продолжал хранить, заботясь о собрании по мере сил и возможностей и строго выговаривая коту Шпунтику за малейшие поползновения покуситься на любую составляющую Коллекции. Впрочем, основная ее часть была сосредоточена в отдельных двух комнатах, одна из которых была дедовым кабинетом, и кот Шпунтик туда, как правило, не допускался, хотя и не раз пробовал проникнуть, находя любые запреты ущемляющими его права и свободы.

При этом Чижиков вовсе не отличался щепетильностью музейного хранителя и при случае, в наплыве прекраснодушия, мог запросто подарить понравившемуся человеку какую-нибудь безделушку — Котя не цеплялся за вещи, а вещи не липли к нему. И поэтому, едва возник вопрос о содержании и финансовом обеспечении квартиры, себя любимого и кота Шпунтика, Чижиков легко и просто согласился в душе с тем, что для решения этого вопроса придется из Коллекции что-нибудь продать.

Коллекция была достаточно обширна, а в глазах Чижикова — неисчерпаема.

— Ну что, мой хвостатый друг, — обратился Чижиков к коту Шпунтику, сидевшему на кухонном столе напротив него и строго следившим за тем, как хозяин пьет кофе. — Пора нам с тобой навестить Вениамина Борисыча?

Шпунтик медленно смежил веки, а затем недоуменно уставился на Котю круглыми холодными глазами: «Кому это нам?»

— И нечего со мною в гляделки играть, — отвел Чижиков воображаемый протест. — Между прочим, сегодня пятнадцатое число, квитанция за свет у нас уже сколько кукует неоплаченная? То-то же!

Кот Шпунтик ничего против квитанции не имел, она ему ни и чем не препятствовала. Утолив первичный голод, Шпунтик снисходительно созерцал хозяина и размышлял о том, как провести предстоящий день. Хорошей идеей было поваляться на диване в библиотеке, однако впереди ждала работа: следовало заняться давешним шмелем, уже который час пытавшимся пробить своей тупой башкою оконное стекло. Так что никакой Вениамин Борисыч в планах Шпунтика не значился.

— Ну, значит, ты тут выруливай, а я пошел!

Чижиков раздавил окурок в пепельнице и решительно поднялся.

— Всех впускать, никого не выпускать. Ну, ты понял!

И Котя шагнул к входной двери.

А Шпунтик метнулся к шмелю.

— Заходите, заходите, молодой человек!

Вениамин Борисович, уютный, почти лысый старичок в неизменной коричневой вязаной кофте с отвисшими карманами и сдвинутыми на самый кончик длинного носа очками, приветливо смотрел на Котю из-за прилавка, потирая по привычке сухие ладошки.

В этот небольшой антикварный салон на улице Чайковского Чижиков, приняв однажды судьбоносное решение покуситься на Коллекцию, стал заглядывать регулярно. Котя приносил в салон кое-какие китайские вещицы и предлагал Вениамину Борисовичу для продажи, а тот с удовольствием брал их и каждый раз выгодно пристраивал, обеспечивая Коте относительно безбедное существование. Конечно, улыбчивый антиквар благотворителем не был и, реализуя очередную статуэтку или картину, ни разу не забыл о собственных интересах, зарабатывая на Коте подчас вполне прилично. Однако, будучи человеком расчетливым, Вениамин Борисович помнил о справедливости. Занимаясь торговлей антиквариатом давно и прочно, он не пытался сорвать большой куш единовременно, предпочитая сделки равномерные и стабильные. Старательно обхаживал постоянных клиентов, заводил с ними дружеские отношения. Ибо, как говорила покойная бабушка Вениамина Борисовича, «курочка по зернышку уповает и тем довольная бывает». Не всем же быть баловнями судьбы подобно Степану, младшему брату Вениамина Борисовича, известному миллиардеру, давно осевшему в Москве и ворочавшему крупными делами в корпорации Андрея Гумилева.

Вениамин Борисович всегда шел своим путем, на брата не равняясь, да и к чему, если тот посвятил себя науке, а Вениамину Борисовичу всегда были милы картины да статуэтки, общество которых доставляло ему куда больше удовольствия, нежели общество людей? У каждого своя судьба: кто-то всю жизнь лезет на вершину, а кто-то довольствуется малым. Старые вещи и чудаковатые люди — разве этого недостаточно, чтобы ощутить жизнь полной? Тем более, что и там, наверху, нет-нет да и возникнет нужда в нас, в простых и незамысловатых людях — вот вчера младший брат Степан смирил гордыню (а то все нос воротил!) и позвонил с просьбой: так, мол, и так, спроси своих поставщиков… Слово-то какое: поставщики!