Кристофер Банч - Король-Демон Страница 9

Впрочем, не имело никакого значения, была ли та женщина, чей смех я услышал, Розенной или кем-то еще — император вправе вести себя так, как ему заблагорассудится, и мне не было до этого никакого дела.

Я задержался на этой мелочи, к тому же, возможно, объяснявшейся просто игрой моего воображения, потому, что не хотел думать о главном.

Судьба Нумантии находится за Спорными Землями. К югу от Кейта раскинулся Майсир, вотчина великого короля Байрана. Испокон веков Нумантия и Майсир жили в мире, но Тенедос однажды сказал мне:

— Короли всегда смотрят дальше границ своих владений. Лично я так поступаю; почему же мне ждать иного от других?

Но Майсир огромен, по площади почти в полтора раза больше Нумантии, его населяют миллионы людей разных национальностей, у него могучая регулярная армия. Я не знал, что хуже — виды короля Байрана на Нумантию или же стремление императора Тенедоса расширить границы своих земель.

Вдруг все предстало передо мной в мрачных тонах. Во-первых, император изменяет своей супруге, далее, со стороны Майсира надвигается какая-то беда... Оставалось только надеяться, что я ошибаюсь.

Фи! — как говорит Тенедос в минуты крайнего недовольства. Иногда нужно думать, а иногда лучше отключать рассудок, не давать хода мыслям.

Маран спала, устроившись на своей половине просторной кровати под высоким балдахином, украшенной бронзой. Во сне она выбросила ногу из-под одеяла, и я задержал восторженный взгляд на восхитительных изгибах щиколотки и бедра, лежащих на шелковой простыне и освещенных двумя горящими свечами. Дверь приглушенно захлопнулась, и Маран перекатилась на спину, опуская руку вниз. На ее губах заиграла улыбка.

Я вспомнил игру, в которую мы с женой играли время от времени. Этой игре научила меня Маран, а она, в свою очередь, узнала ее от своей лучшей подруги Амиэль, графини Кальведон.

Бесшумно раздевшись, я прокрался к одному из наших сундуков, так и не разобранных после приезда. Отыскав в нем четыре длинных шарфа, я сделал на конце каждого по петле и накинул их на запястья и щиколотки спящей.

Сначала я осторожно развел ей руки. Если Маран и проснулась, то не показала виду. Правда, ее улыбка стала еще шире.

Быстро привязав запястья к стойкам кровати, я схватил одну ногу и поднял ее так, что ягодицы Маран приподнялись над простыней. Обмотав шарф вокруг верхней части спинки, я ловко затянул узел.

Тут уж Маран соизволила проснуться. Она начала сопротивляться, вырываясь из моих рук, но я схватил другую ногу и так же стремительно привязал ее к противоположной стороне спинки кровати.

Маран широко раскрыла глаза.

— Теперь ты полностью в моей власти, — прошипел я, подражая злодею со сцены.

Она открыла было рот.

— Только попробуй крикнуть, и я буду вынужден заткнуть тебе рот кляпом!

Высунув язык, Маран медленно провела им по губам, дразня меня.

— Ты ведь не можешь пошевелиться, так?

— Не могу, — прошептала она. — Ты можешь делать со мной все, что пожелаешь.

— Правда?

— Правда. Я заслужила наказание и приму его в том виде, в каком ты захочешь.

Забравшись на кровать, я ущипнул Маран сначала за один сосок, потом за другой. Она ахнула, вжимая свою грудь мне в руку. Опустившись на колени у нее между ног, я провел языком по узелку страсти, а потом проник внутрь. Застонав, Маран стиснула бедрами мою голову.

Мой язык входил и выходил из ее чрева, и дыхание жены учащалось и становилось громче. Ее бедра начали двигаться в такт.

— О да, о да, пожалуйста, о да! — стонала Маран, но я не обращал внимания на ее призывы.

Ее тело взметнулось вверх, она вскрикнула и забилась в судорогах. Мой язык не останавливался до тех пор, пока дрожь не прекратилась, после чего я лег на Маран.

— А вот теперь, — сказал я, — теперь ты познаешь истинное наслаждение.

Погрузив свое естество в ее влажное чрево, я неподвижно застыл. Маран попыталась было двигаться, но я ей не позволил.

— Пожалуйста, возьми меня! — взмолилась она. — Возьми меня так, чтобы дух захватило!

«Вот так?» Обхватив руками бедра Маран, я потянул ее на себя, доставая до самых глубин, и она снова вскрикнула. Я отпрянул назад, опять подался вперед, двигаясь резко, жестоко, и каждый раз Маран выкрикивала что-то бессвязное, то называя меня по имени, то произнося грязное ругательство. Я держался, пока мог, но в конце концов дал себе волю и с громким криком выплеснулся внутрь Маран, почувствовав, что где-то совсем неподалеку вращается Колесо.

Придя в себя, я обнаружил, что лежу на жене, опираясь на локти Маран медленно открыла глаза.

— А теперь дай мне попробовать тебя на вкус. Выскользнув из нее, я прополз вперед. Повернув голову, Маран высунула язычок и лизнула головку моего члена.

— Великий трибун, я по-прежнему твоя пленница, — прошептала она. — Я требую более сурового наказания, — добавила она, раскрывая рот и принимая меня в себя.

С этого момента и до рассвета у меня в голове успела промелькнуть лишь одна связная мысль: что-то насчет императоров и королей.

Выполнить приказ императора найти и допросить высокопоставленного чародея оказалось совсем непросто. Большинство каллианских прорицателей погибли или в пламени гражданской войны, или при разгроме последнего оплота Чардин Шера, стертого с лица земли демоном. Те, кто уцелел, насколько мне удалось выяснить, бежали из провинции или спрятались. Я подозревал, что пытаться отыскать колдуна, который этого не хочет, все равно что искать черную кошку в безлунную ночь.

И все же в конце концов мне удалось найти одного мага. К своему стыду, я выяснил, что все это время он сидел у меня — точнее, у принца Рейферна в тюрьме. Согласно его досье, это оказался не столько практикующий чародей, сколько философ и наставник. И все же в моих руках оказался друг Микаэла-Повелителя духов, Микаэла Янтлуса, главного волшебника Чардин Шера. Возможно, с его помощью мне удастся понять, кто собирается восстать против законного правителя.

Этого чародея звали Аримонди Хами; он был очень уважаемым человеком в кругу каллианской интеллигенции. Его взяли под стражу, потому что он отказывался признать власть Нумантии и, что гораздо хуже, заявлял об этом во всеуслышание.

Меня всегда мучил вопрос, как можно держать в плену волшебника, даже не самого могучего. Хами сидел не в сыром темном подземелье, а в очень светлой и чистой камере, находящейся прямо под гауптвахтой цитадели; помещение постоянно подвергалось тщательным обыскам, происходившим с непредсказуемой периодичностью не реже раза в неделю. Хами разрешалось иметь в камере перо, бумагу и любые книги, за исключением тех, что имели отношение к колдовству. К нему допускались посетители из списка, одобренного лично принцем-регентом. Еду пленному чародею готовил его собственный повар, а одежда состояла из новых шерстяных и хлопчатобумажных балахонов без каких-либо украшений. Каждая просьба Хами тщательно изучалась провидцем Эдви, следившим за тем, чтобы заключенному не удалось собрать все необходимое для заклятия побега.