Майя Зинченко - Монах Страница 9

Я не боюсь смерти - Создатель каждого из нас одарит по заслугам, и я уверен, что по ту сторону меня встретит сам Святой Мартин. Душа бессмертна, Клемент. Всегда помни об этом. Но не буду больше о грустном. Я намерен совершить самый важный поступок в моей жизни, чего ж тут грустить? Надо радоваться.

Понимаешь, я твердо намерен убить Пелеса. Да, я признаюсь тебе в этом и ничуть не стыжусь своего решения. Когда-то я считал, что всякое убийство недопустимо, и мы не имеем права отнимать жизнь, но теперь я так не думаю. Иногда - исключительно во имя добра, чтобы предотвратить большое зло, нужно совершить меньшее. Именно таковым является убийство этого ужасного человека. Кто-то может сказать, что у нас нет прав решать, кому жить, а кому умереть, но если это решим не мы, значит, за нас это сделают наши убийцы. Причем с легкостью. Их совесть не будет ничем отягощена.

Тебя, конечно, интересует, почему я хочу убить главу Смотрящих? Дело не в том, как он себя ведет по отношению к нам, не в том, что по его вине умер настоятель, и даже не в том, что от его рук сейчас страдает Джером, запертый в подвале.

Все это не так уж важно. В конце концов - все мы монахи, и когда проходили посвящение, то знали, что наша жизнь будет более тяжелой, по сравнению с жизнью обычных людей. Это наш выбор. Мы готовы безропотно нести бремя невзгод, что посылает нам небо и вера в Свет никогда не оставит наши сердца. И неважно, в каком обличье приходят невзгоды - в виде бабочки-капустницы, пожирающей урожай или отряда Серых. Но когда события перестают касаться только нас, выходят за границы монастыря, то этого уже совсем другой разговор.

Я уверен, что ты заметил резкую перемену в моем поведении. Вчерашний шутник за одну ночь превратился в малознакомого тебе интригана, который только и делает, что строит козни. Буду честен, все так и есть.

У меня есть тайна, в которую не был посвящен даже ты.

Случается, что меня посещают пророческие видения. Я до сих пор не понимаю, откуда они приходят, и, наверное, так и не пойму. Мне неизвестно кто мои родители, возможно, это их мрачное наследие? Это происходит не так уж часто - всего раз или два в год. Говорят, пророческий дар передается через несколько поколений… Да, я вижу будущее, но не всегда это что-то важное. Чаще всего какие-то пустяки, о которых не стоит даже вспоминать. Но этой ночью мне приснился сон, который я не могу оставить без внимания.

Это видение было о нашем городе, о монастыре и о Пелесе. Он страшный человек, поверь. По его вине погибнут сотни, нет, тысячи людей. Он будет править нашим краем, и держать его жителей в постоянном страхе. Он правитель расчетливый, не знающий жалости и сострадания. Живое олицетворение того, против чего боролся Святой Мартин. Монастырь станет тюрьмой, а братья, и ты, даже ты - Клемент, станете в ней тюремщиками. Прости, но я не хочу этого. Да что там говорить, в моем сне много чего было, но у меня нет желания упоминать об этой мерзости.

Себя я в этом сне не нашел, поэтому боюсь, что моя участь в любом случае достаточна печальна. Вот так вот.

Ты можешь возразить мне, и сказать, что сон - это всего лишь сон и то, что мне привиделось никак не связано с настоящим. Мол, воображение разыгралось. Нет, Клемент, нет. Я умею отличать пророческие видения от обычных. После пробуждения я ЗНАЮ, что так будет, точно так же, как ты знаешь, что солнце непременно встанет на востоке. Хотя, если бы солнце разок встало на западе, я был бы только рад этому. Надеюсь, ты понял, на что я намекаю…

Раз ты читаешь эту записку, значит, меня уже убили телохранители этого монстра. На этот счет у меня нет особых иллюзий. Не знаю, сумел ли я убить этого человека до того, как они до меня добрались, надеюсь, что все-таки сумел. Но если нет, то хорошенько подумай над тем, что я тебе сказал. Поверь, если я решил пойти на убийство и не пожалел свою собственную жизнь, значит было ради чего.

Пока Пелес жив нам не будет покоя. Не смею ни к чему призывать тебя. За годы нашей дружбы, я узнал тебя как рассудительного и умного человека, на которого можно положиться. Уверен, что какое бы ты не принял решение, оно будет правильным.

Но если ты посчитаешь, что тебе и Пелесу тесно в этом мире, я буду только рад. Твой отец сделал прекрасный нож. Его лезвие еще долго не затупиться.

Все, заканчиваю писать, и так получилось длиннее, чем я рассчитывал. Лист, как только прочтешь - немедленно сожги. Если он попадет Смотрящим, то скомпрометирует тебя.

Прощай Клемент, прощай навсегда. У меня не было лучше друга, чем ты".

Монах закончил читать и, выполняя последнее наставление Рема, зажег спиртовку, стоящую на столе. Его рука, держащая лист, помедлила чуть-чуть задержавшись подле огня. Но от записки было необходимо избавиться.

Синее пламя принялось жадно лизать бумагу, и вскоре от нее остался лишь пепел. Клемент не стал выключать спиртовку, и немигающим взглядом уставился на огонек. Нельзя сказать, чтобы послание Рема все ему прояснило. Наоборот, оно только добавило новые вопросы.

Монаху стало стыдно за то, что он подозревал Рема в связях с некромантами. Как он только мог так плохо думать о нем! Его друг принес себя в жертву во имя мира и справедливости. Убийство нельзя оправдать, но ведь он действовал из самых лучших побуждений.

Совсем некстати, Клемент вспомнил последнюю строчку письма, и на его глаза навернулись слезы. Стыд и срам, взрослый мужчина который не может совладать с собственными чувствами!

– Монах должен быть спокоен, ничто не должно отражаться на его лице - ни гнев, ни жалость, ни печаль. Позволено появляться лишь доброй улыбке, - процитировал Клемент строчку из "Завета потомкам". - А я потерял покой. Это все последствия болезни, это она выбила его из колеи.

Рем видел пророческие сны и ничего не рассказывал ему о них. Странно все это… У них никогда не было секретов друг от друга. И хотя несколько раз Рем говорил Клементу о своих предчувствиях, откуда ему было знать, на что именно он намекает? Если хотя бы в тот роковой день, он был более внимателен к его словам, то, возможно, догадался бы, что тот задумал.

Ах, время, время - вернись назад… Ведь знай он наперед, что замыслил Рем, то воззвание к разуму несомненно помогло бы удержать его от этого опрометчивого, необдуманного поступка. Впрочем, незачем обманывать самого себя. Никакие увещевания не помогли бы. Если Рем что-то решил, то было невозможно заставить его свернуть с намеченного пути. Монашеская ряса не смогла излечить его от упрямства. Значит, незачем себя винить. Рема больше нет, и точка.

Клемент ощутил себя страшно одиноким. Подобное он уже испытал однажды, когда сидел у остывшей постели только что умерших родителей, и ждал прихода распорядителя из приюта. В тот раз одиночество охватило его с такой силой, что он физически ощущал его присутствие, словно это был живой человек. Незнакомец, пришедший в его дом с дурными намереньями. Одиночество было нигде и всюду, заполняя каждую клетку его тела.