Аллан Коул - Когда боги спали Страница 9

— Нет, наставник, — сказал Сафар, смущенно опуская голову.

— Тогда зачем же ты намеренно изображаешь невежество? — загремел жрец. — Объясни!

— Я просто не мог сосредоточиться на ответе, наставник, — сказал Сафар.

— Значит, ты лентяй! — закричал жрец. — А это еще более серьезный грех, нежели насмешка. Насмешку я могу простить человеку высоких духовных устремлений. Но лень!.. Невнимание!.. Непростительно, парень. А ведь ты должен подавать пример остальным.

Сафар хотел сказать, что ничего не может с собой поделать, что мысли его устремлены к отсутствующему новому ученику по фамилии Протарус — так звали и короля в его таинственном видении.

Вместо этого он сказал:

— Простите, наставник. Я попытаюсь собраться.

И он пытался, а день тянулся очень медленно. Наконец занятия закончились, и Сафар со всех ног устремился прочь, не обращая внимания на свирепый взгляд, брошенный Губаданом в его сторону.

Сафар радовался тому, что отец нагрузил его работой и ему не надо идти вместе с сестрами домой и выслушивать насмешки над его поведением в школе. Он сразу же направился к залежам глины, где отец оставил ведра, чтобы сын принес домой свежего материала. Тропинка за храмом вела через благоухающий лес, где можно было бездумно насладиться чистым воздухом и мягким ветерком.

Выйдя из леса, и повернув к берегу озера, к залежам глины, он услыхал сердитые голоса. Голоса показались знакомыми, и он не удивился, когда слова сменились выкриками, а затем и звуками драки. Он взбежал на холм посмотреть.

Взобравшись на вершину, он глянул вниз и увидел клубок рук и ног. Четверо дюжих парней, прижав к земле пятого, немилосердно его колотили.

Нападавшими были братья Убекьян, считавшиеся первыми задирами в Кирании. Происходили они из бедной семьи, зимой бродившей по долине, собирая подаяние. Убекьяны претендовали на родство с киранийцами, и хотя родство было весьма дальним, но по закону оттолкнуть их и выгнать было нельзя. Ко всеобщему неудовольствию, семья поселилась в пещере близ главной долины и постепенно устроила себе временное жилище. Сделались они и основными источниками неприятностей для самих себя.

У Сафара было более причин, чем у большинства, не любить братьев Убекьян. Они постоянно и безжалостно высмеивали его необычную голубоглазую внешность. До их появления здесь никто не обращал на это никакого внимания. А теперь и другие, подобно той старухе у озера, начали преследовать его своими издевками.

Сафар отлавливал братьев по одному и задавал им трепку. И они перестали насмехаться над ним — по крайней мере, в его присутствии.

Сафар нисколько не сомневался, что в драке, которая развернулась внизу, виноваты были братья. Неприязнь к братьям плюс безрадостные события этого дня заставили вскипеть кровь, и он, сбежав с холма, врезался в свалку.

Его атака оказалась для них неожиданной. Но братья быстро пришли в себя и бросились на него. Сафару на мгновение пришлось тяжело, а от крепкого удара в нос перед глазами поплыли звезды, образовав созвездие Тигр.

Но тут жертва братьев вскочила на ноги и напала на них сзади. Все смешалось в мелькании кулаков, коленей, локтей и голов.

Внезапно схватка закончилась, и братья бросились прочь, но остановились на вершине холма, чтобы потоком пустых угроз спасти свою гордость. Когда Сафар и его товарищ по борьбе двинулись вперед, братья рванули прочь, выкрикивая угрозы через плечо.

Сафар повернулся, чтобы посмотреть, кого же он спас. Юноша ростом и весом не уступал ему. Но тут же Сафар потрясение увидел, что у того светлая кожа и волосы, темные глаза и крючковатый нос.

Хотя он еще ни разу не встречал этого юношу, черты его лица были беспокояще знакомы.

Незнакомец усмехнулся разбитыми губами, обнажая окровавленные зубы.

— Ты подоспел вовремя, — сказал он. — Еще бы мгновение, и я не удержался и переломал бы им шеи.

Сафар пришел в себя.

— Когда я сверху увидел открывшуюся картину, — сказал он сухо, — непохоже было, что ты на это способен.

Незнакомец рассмеялся.

— Просто я очень мирный человек, — сказал он.

Эта реплика разрядила обстановку, и Сафар рассмеялся вместе с ним.

— В следующий раз, когда повстречаешь братьев Убекьян, — сказал он, — не сдерживайся. Иначе сломают тебе шею.

Незнакомец протянул руку.

— Меня зовут Ирадж Протарус, — сказал он.

Сафар заколебался, вспомнив видение. Но у этого юноши было столь дружеское выражение лица, что непонятно было, как он вообще может быть в чем-то опасен.

Сафар хлопнул по предложенной ладони.

— А я — Сафар Тимур.

Ирадж заинтересованно посмотрел на него.

— Неужели Сафар? Я видел сон, там было парень по имени Сафар.

Сафар не ответил. Такое совпадение лишило его дара речи.

Ирадж, должно быть, подумал, что Сафар просто стесняется. Он крепко сжал ладонь Сафара.

— Я думаю, мы будем очень хорошими друзьями, — сказал он. — Очень хорошими.

3. Охотники

Бадави уже не мог выносить воплей этого человека. Демоны привязали рослого крестьянина к вертелу и поджаривали его на медленном огне. Мучительные вопли выводили из себя, особенно когда какой-нибудь демон отрезал кусок еще живой плоти, пожирал его и хвалил жертву за то, что она оказалась таким хорошим блюдом.

Желудок торговца лошадьми зашевелился, когда налетевший ветерок донес до него запах от костра. Но крестьянин действительно ароматно пахнет, подумал он. Явно он любил приправить пищу чесноком. Но хоть Бадави и был голоден — прошло уже несколько дней, как демоны позволили ему существовать и питаться вместе с ними, — он по-прежнему не мог заставить себя пожирать то, что еще вопит.

Бадави был потрясен, и его тошнило, когда ему в первый раз предложили отведать блюдо из человеческого мяса. Но когда он понял, что больше ничего ему не предложат, здравый смысл одолел препятствие. Теперь ему такая пища нравилась даже больше любой другой, и он уже опытным глазом, как и подобает гурману, мог различить, какой из пленников будет вкуснее. Но тем не менее его продолжали раздражать и тревожить вопли и телодвижения, которые они производили в процессе готовки. Он обратился к богам с мольбой смилостивиться над верным Бадави и сделать так, чтобы крестьянин умер до того, как демоны разделают его заживо.

Он утешал себя тем, что когда-нибудь должен все-таки привыкнуть к этому шуму. Ведь привык же он безучастно воспринимать все те страдания, что теперь его окружали. Он и демоны разбили лагерь неподалеку от пылающих развалин некогда процветавшей фермерской деревни. И мясо, которое собирался есть Бадави, было платой за предательство по отношению к защитникам поселения. В последовавшей затем резне Бадави не ощутил ни единого упрека совести. После того как он предал собственную семью, он неоднократно видывал подобные картины. Его волновало лишь то, что демоны слишком много времени тратили на развлечения перед серьезным делом трапезы.