Вера Ковальчук - Младший конунг Страница 9

— Что ты от меня ждешь? — спросила она, посмотрев на Хакона в упор. Юноша не смутился. — Что я расскажу о том, какой он был прекрасный воин? Все так. О том, как он водил отряд? Прекрасно водил. О том, как его любили воины? Что ж... Свои хирдманны — любили, чужие — ненавидели. Он был человеком. Он был великим человеком. Он был великим вождем. Но знаешь, что я поняла, общаясь с ним?

— Что? — спросил Хакон, когда понял, что от него ожидают этого вопроса.

— Знаешь, все великое, собравшись в душе одного человека, тянет за собой все дурное. Любой человек, которого ты спросишь о конунге, расскажет тебе и о том, как он был хорош, и о том, как он плох, в зависимости от того, нравился ему Харальд или нет. И тот, и другой расскажет правду.

— Как такое может быть?

— Таков уж человек. Он и хорош, и плох. Просто у великого все великое... Понимаешь?.. — женщина помолчала. — Да ты и сам знаешь. Он объединил страну, стал конунгом конунгов. Земли от Вестфольда до Халогаланда покорились ему... Но древний порядок был сломан. Кто-то погиб, защищая свою землю от конунга. Кто прав? Да все. Все правы. По-своему.

— Так не бывает, — возразил Хакон. — Прав всегда конунг.

— Это не так. Харальд часто бывал неправ, и не умел признавать ошибки. Но он был великим, и знаешь, почему? Потому что знал свою цель и шел к ней. Власть нередко захватывают ради самой власти, но когда человеком движет большее, он может стать великим. Не хорошим и не плохим — великим. Не знаю, что двигало Харальдом, но он дал стране твердый закон и следил за тем, чтоб закон соблюдался. Понимаешь? Чтоб стать великим вождем, нужно душевное устремление. А жажда власти — это не душевное. Это все равно, что желание набить брюхо. Сиюминутное. Пусть даже кушать хочется всегда. Вождь остается вождем даже во сне, — она тихонько рассмеялась. — Я тянусь поучать, будто мне уже все шестьдесят. Да еще и не спрашиваю, нужно ли тебе это.

— Ты не поучаешь, — хмуро сказал Хакон. На миг акцент куда-то делся. Он смотрел на Хильдрид отцовскими глазами, и в какой-то момент она ощутила себя беззащитной перед ним. — Мне это нужно. Продолжай. Что нужно делать, чтоб стать великим вождем?

— Ты хочешь стать великим?

Сын Харальда кивнул.

— Сначала стань вождем.

— Я хочу им быть.

— Тогда сперва ты должен почувствовать свою землю, как свое тело. Ты должен полюбить ее и людей, живущих на ней. Всей душой. И потом, — она ухмыльнулась, — выучись правильно говорить на родном языке.

— Вождями не рождаются и не выучиваются быть ими в один вечер, — проворчал Альв. — Надо с людьми пуд соли съесть, чтоб полноправно стать их главой.

— Со всей страной пуд соли не съешь, — возразила Хильдрид. — Кроме того, мой муж не слишком долго добивался признания.

— Твой муж был вождем? — поинтересовался Хакон.

— Мой муж был великим в своем роде, — помолчав, сухо ответила она. — Как, впрочем, многие люди.

Глава 2

Потребовалось не так много времени, чтоб понять, почему именно теперь юношу так заинтересовал отец. Адальстейн не замедлил собрать тех своих людей, которых Хильдрид для простоты про себя называла ярлами, и объявил, что отправляет в Нордвегр небольшой отряд на шести хороших кораблях. Этот отряд должен будет сопровождать на север его воспитанника и помочь ему бороться за свое наследство. Гуннарсдоттер выслушала сказанное молча.

Она подозревала, что блестящая мысль — посадить на северный трон своего любимца — пришла в голову британцу уже некоторое время назад. Адальстейн и сам расспрашивал женщину о Харальде, о Нордвегр, о тамошних законах наследования. Хильдрид честно объяснила ему, что законными считаются все сыновья, которых отец признал таковыми, вне зависимости от того, кто их мать.

— Хакона отец признал, ты не слышала? — осторожно поинтересовался король.

Дочь Гуннара удивилась.

— Конечно, признал. Как могло быть иначе? Ведь он отправил его в Британию, как своего сына. Он объявил о своем отцовстве на весь мир!

— А как дается наследство? По старшинству, верно? Эйрик Кровавая Секира получил власть из рук отца, как старший, не так ли?

Хильдрид пожала плечами.

— Эйрик не старший. Самый старший сын Харальда — Гутхорм. Его давным-давно нет в живых.

— Но Эйрик — самый старший из выживших?

— Конечно. После того, как перебил всех братьев, стал самым старшим... — она помолчала. — Эйрик — не старший. Он любимый.

Видимо, Адальстейн принял услышанное к сведению. И теперь ему в голову пришла замечательная — так ему показалось — мысль. Главным врагом Британии в течение многих десятилетий оставались викинги. Бедная земля, скудные урожаи, да и юношеская удаль, желание накопить золота и завести собственное хозяйство, встать на ноги, жениться, наконец (для этого требовалось много ценностей, один выкуп чего стоил), толкали молодых скандинавов в походы. Корабли под полосатыми парусами означали для прибрежных жителей ужас и необходимость срочно прятаться.

Но грабежи — это не главное. Многие семьи с севера оседали на юге, в том числе и в Британии, занимали лучшие земли и становились головной болью местных правителей. Адальстейн не думал о том, что возможность посадить на трон Нордвегр своего воспитанника — отличный политический ход. Ему просто представлялось, что неплохо будет, если там, в Скандинавии, конунгом будет его приемыш. Глядишь, с этого выйдет толк и для Южной Британии.

А, кроме того, какая будет месть! Лицо Адальстейна сияло. Пусть Харальд уже мертв, соперничество осталось.

Хильдрид поняла замысел, едва заглянув королю в глаза. Она развела руками и сказала, что непременно будет сопровождать Хакона. Прекрасно, что будет война с конунгом. Если Эйрик Кровавая Секира погибнет, Хильдрид только обрадуется.

Ей неприятно было вспоминать сына и наследника Харальда Прекрасноволосого. Это был рослый, очень кряжистый мужчина с грубым лицом, широкой рыжей бородой и густой шевелюрой, на которую подшлемник натягивался с некоторым трудом. Пронзительный и оценивающий взгляд его бледно-серых глаз таил в себе угрозу. Почему-то, когда Хильдрид случалось заглянуть в его глаза, ей казалось, что на нее смотрит холодная звенящая пустота, расстилающаяся заснеженным полем. Во взгляде Эйрика ей никогда и ни за что не удавалось зацепиться. Это всегда пугает. Дочь Гуннара, правда, избегала Эйрика не потому лишь, что ей неприятно было общаться с ним или смотреть на него. Имелись и другие причины.

Что касается Эйрика, то наследник конунга презирал женщину-кормчего. При случае и без всякого случая он твердил, что женщина в мужском деле лишняя, что ей не место на корабле, тем более на кормовой скамье, что она позорит его отца самим своим существованием. Харальд не обращал внимания на недовольство Кровавой Секиры, что вызывало у того еще большее раздражение. Тогда Эйрик нередко обращал свой злой взгляд на Гуннарсдоттер и срывался на ней — так или иначе. Самое главное, что он при случае норовил оскорбить ее, причем публично.