Вольфганг Хольбайн - Возвращение колдуна Страница 9

Даже он, знавший университет вот уже много лет и регулярно посещавший его, до сих пор не смог полностью привыкнуть к этому зданию, а особенно к едва заметному мрачному дыханию, которым, казалось, дышали его стены. Независимо от того, светило на улице солнце или царила непроглядная тьма, в университете всегда сохранялась атмосфера старого склепа. И просторный, освещенный солнцем вестибюль тоже напоминал ему кладбище.

Мискатоникский университет был небольшой, и его студенты, как, впрочем, профессоры и доценты, относились к совершенно определенному типу людей. Это были люди особого рода, и большинство приезжих, общаясь с ними, очень скоро начинали чувствовать себя неуютно и рано или поздно уезжали.

Возможно, это было к лучшему, поскольку не все, что преподавали в университете, входило в официальную программу обучения, одобренную правительством. Три или четыре предмета, мягко говоря, вызвали открытое неприятие со стороны образовательного ведомства.

Погруженный в мрачные предчувствия, Говард, даже не осознавая этого, свернул в узкий коридор, который находился в стороне от других и вел в заднюю часть здания. И только оказавшись перед большой закрытой дверью из резного дерева, он вновь собрался с мыслями и растерянно осмотрелся по сторонам. Помедлив, Говард решительно потянулся к ручке двери.

Помещение за дверью было на удивление просторным. В комнате, погруженной в привычный полумрак из-за висевших на окнах тяжелых бархатных штор, которые пропускали лишь узкие полоски бледного света, вся мебель выглядела как большая черная тень. В основном это были заполненные книгами полки и шкафы высотою до потолка. Говард закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. У него появилось сомнение, случайно ли он пришел сюда. Эта комната была чем-то вроде святая святых университета. Плотно стоявшие полки и шкафы скрывали, наверное, самое большое собрание оккультных и частично запрещенных книг, которые можно было найти в этой части мира. А стальной шкаф, скрытый за полками, содержал еще и другие вещи, о которых Говарду даже не хотелось думать.

Помедлив, он оттолкнулся от двери, сделал несколько шагов в глубь комнаты и еще раз осмотрелся. Нет, теперь он точно был уверен, что пришел сюда не волею случая. Более того, у него появилось чувство, что кто-то позвал его сюда.

Внезапно ему померещилось едва заметное движение. Ничего конкретного, только быстрый шорох, как будто тени сгустились, и что-то неясное промелькнуло перед глазами. Но это движение было слишком отчетливым, чтобы Говард мог утверждать, что это обычный плод воспаленного воображения.

Сделав несколько осторожных шагов в том направлении, где он видел движение, Говард снова остановился. В этой части комнаты на стенах висели старые картины в тяжелых позолоченных рамах. На них были изображены исторические личности, а также почетные члены и покровители университета.

На одной из них был изображен элегантно одетый худощавый мужчина лет пятидесяти. В руках у него была изящная трость, большой набалдашник которой был сделан из какого-то кристалла. Его узкое лицо с острым, гладко выбритым подбородком казалось почти аскетическим; у рта вырисовывалась решительная, но немного горькая складка. Тонкие, чуть изогнутые брови придавали лицу некоторую мрачность. Белая широкая прядь, словно зигзаг молнии, была зачесана на правую сторону.

«Родерик Андара…» — печально подумал Говард. Как часто в течение этих одиннадцати месяцев, что он провел в университете, ему приходилось стоять здесь и смотреть на портрет своего друга? Как часто у него появлялась возможность разговаривать с ним, рассказывая о своих бедах и беспокойстве, как он это делал, встречаясь с Родериком раньше? Но Андара был мертв вот уже более двух лет, и этот портрет все, что осталось ему от единственного друга. Портрет и молодой человек двадцати пяти лет, унаследовавший силу своего отца, — Роберт Крэйвен. Смерть Родерика так потрясла Говарда, что он воспринял ее как потерю родного брата. Эту весть ему принес сын Андары, наследник его магической силы… И то, что Говард потерял с гибелью друга, вернулось к нему в лице сына Родерика. Мастер был мертв, но колдун продолжал жить. Роберту потребуется еще очень много времени, чтобы развить свои способности до такого же уровня, какой был у его отца, но Говард чувствовал, что тот обязательно справится. Роберт был молод и нетерпелив, многого еще не понимал, но он научится. А Говард готов приложить все свои старания, чтобы помочь молодому человеку.

И дело было не только в том, что он чувствовал себя обязанным перед Родериком Андарой.

Застыв, Говард стоял перед портретом вот уже больше пяти минут и молча смотрел на него. Затем, тяжело вздохнув, он опустил взгляд и хотел было отвернуться, как вновь краем глаза заметил движение. На этот раз он увидел, откуда шло движение: оно исходило прямо из портрета Андары!

Это было не более чем мгновенное искривление и колебание реальности, подобное легкому дрожанию, как будто он рассматривал изображенное на полотне лицо колдуна сквозь прозрачную, быстро текущую воду. Но оно было здесь, и довольно отчетливое.

А потом он услышал голос…

Это был какой-то бестелесный шепот, похожий на шелест ветра в кроне деревьев, который прозвучал прямо в его мыслях. Более всего Говарда поразил не голос, а слова, которые он услышал.

— Говард, — прошептал голос духа, — ты должен помочь Роберту! Он в опасности! В большой опасности!

Говард оцепенел. Реальность еще раз дрогнула и качнулась, после чего эффект искажения исчез и картина вновь замерла в своей неподвижности. Но выражение нарисованных глаз Родерика Андары изменилось, и теперь оно было испуганным, почти полным ужаса.

Внезапно Говард опять услышал голос, но на этот раз в нем звучала настоящая паника, даже ужас, отчего по спине Говарда побежали ледяные мурашки.

— Помоги ему, Говард! — молил голос. — Мой сын в опасности, но я недостаточно силен, чтобы самому спасти его. Я умоляю тебя, помоги ему! ПОМОГИ МОЕМУ СЫНУ!

Какую-то долю секунды Говард пристально смотрел на портрет, затем резко повернулся, рванул на себя дверь и побежал так быстро, как только мог.

Всего лишь на мгновение мне показалось, будто я услышал, как Шеннон что-то крикнул, затем невидимый гигантский кулак ударил в лодку, отчего та поднялась на несколько метров в высоту и разлетелась в щепки.

Река, казалось, взорвалась. Я почувствовал, как меня подбросило вверх, потом два или три раза перевернуло в воздухе, почти в горизонтальном положении перенесло метров на десять в сторону и изо всей силы швырнуло опять в реку. Из-за стремительности моего падения вода, казалось, превратилась в стекло, и тот же гигантский кулак, атаковавший лодку и выбивший меня из нее, начал вдавливать меня через этот слой в глубину. В мои легкие попала вода, и я едва не задохнулся. Меня все еще крутило и болтало, неудержимо затягивая под воду. Вокруг бурлила вспененная, мутная, кипящая вода, а перед моими глазами плыли красные круги. Легкие горели, и невидимая сила стальным обручем безжалостно сжимала мою грудь, выдавливая последний воздух.