Customer - Власть над водами пресными и солеными. Книга 2 Страница 9

Слишком сказочные.

Сказки — опасное пространство. Чем прекраснее оно, тем чернее злодейства, творящиеся под благополучной маской. С каждым шагом нам с Дубиной становилось все неуютнее. Нам здесь было не место.

Живя в замке под крылышком Кордейры, мы здорово расслабились. И забыли, кто мы и что мы. А здесь — вспомнили. Вспомнили, что мы — маргиналы, да еще какие. Ни в одну категорию честного люда нас не впишешь. Двое отщепенцев — бывшая каторжница и бывший палач. Двое странных бродяг с боевым оружием за спиной, в шрамах-татуировках, с недобрыми рожами. Самый нехороший контингент. И наши добрые сердца и намерения вряд ли видны за разбойничьим обликом. Так что, выйдя на проезжую дорогу, мы никого своим видом не обрадовали.

И я, и Геркулес контрастировали с благолепием окружающего нас мира. Мы его нарушали. Мы выглядели опасными и незаконопослушными. Поэтому в любой момент нас могли взять за ушко и вывесить на солнышко. Для профилактики преступлений, так сказать.

Чуть раньше, гуляя по садам, я едва не захотела остаться здесь насовсем. Жить, словно птичка божия, не зная ни заботы, ни труда, хлопотливо не свивая долговечного гнезда. Но сейчас я понимала: самые благополучные птички здесь вороны, жирующие у виселиц.

Чтобы сохранять свой край в покое и процветании, хозяин должен быть жестоким человеком. Жестоким к проходимцам, коими мы, собственно, и являемся.

Средневековая идиллия не похожа на рыцарский роман. Она похожа на кровавый гиньоль.[17] В котором отрицательный персонаж подвергается пыткам и унижениям под детский смех и аплодисменты публики. Чужаки — угроза счастью местных жителей. И жители непременно будут веселиться, глядя на наши тела, подвешенные в паре метров над землей — хорошо, если за шею. Но скорее всего — за ноги. А палач с подручными поделит наши пожитки и пойдет домой с чувством исполненного долга. Такова она, средневековая справедливость.

Дубина, хорошо понимая, что залогом нашего выживания в эпицентре средневековой законности является подкуп, достал из кармана медальон, усыпанный бриллиантами. С портретом Кордейры внутри. С локоном ее волос и памятной надписью, которую он никогда мне не показывал. Наверняка что-нибудь вроде "Люби меня, как я тебя". Хорошо, что он, стесняясь, носит его не на шее, а в кармашке на перевязи. А то бы мы потеряли эту штучку в пещере и теперь не имели бы даже слабой надежды напомнить Кордейре… напомнить…

— Спрячь и никому не отдавай! — прошипела я, накрыв рукой ладонь Дубины. — Если у Корди и мозги изменились, она тебя не узнает, разве что по этой безделушке! И не вздумай никого подкупать. Лучше убей!

— Думаешь, она меня не помнит? — Геркулес болезненно поморщился.

— Она и себя не помнит, а ты хочешь, чтобы она помнила тебя?

— Почему это место такое… такое… — у Дубины явно не хватало грубых слов, чтобы охарактеризовать этот тоталитарный рай.

— Гнусное? Да потому, что в жизни Корди современная, добрая и бестолковая! Ты хоть вспомни, как она управлялась со своей землей. Крестьяне у нее только что не последнее колечко отбирали, когда явился прекрасный принц по имени Дубина-с-гладиусом.[18] И с того момента ими правил ты! Набегал невесть откуда и бил в непочтительные хари, как в бубен, — вот она, вся система правления Кордейры. А все почему? От слабости ее, от доброты. Здесь — иначе.

— Думаешь, она…

— Наверняка.

Хорошо хоть деталей ему не требуется. В опасной ситуации Геркулес понимает меня с полуслова. Нельзя нам сейчас трепаться. Мы в самой гуще опасливо оглядывающегося народа.

Будь мы с Дубиной разодеты в шелка и в кружева, нам и тогда за знатных господ не сойти. А мы — не в шелку. Когда-то Корди пыталась переодеть своего возлюбленного и его, гм, приятельницу согласно придворной моде. Встретив жесточайшее сопротивление, покладистая принцесса заказала портному все, что мы с Геркулесом так любим — кожаные штаны, жилеты и плащи. Вот и стоим перед здешними обитателями с ног до головы в черной коже и оружейных перевязях. Под кого бы нам закосить при таком-то имидже?..

У самых стен замка (копия того, в котором душенька Кордейра жила в реальности, только не в пример выше, неприступней, в каждой амбразуре по внимательной роже) — виселицы. И не пустые. Естественно. Нехитрый намек на твердую руку и строгий нрав госпожи. Как же я не люблю такие намеки, кто бы знал…

И тут я вижу внимательный, профессиональный взгляд Дубины. Недовольный взгляд палача, уверенного: эту работу он сделал бы не в пример лучше, дешевле и вообще…

Одновременно меня осеняет тень стражника:

— По какому делу?!

Дубина незаметно подвигает кисть в сторону рукояти меча. Рубиться? Здесь? В воротах? Да нас снимут с ближайшей стены одним выстрелом — обоих!

— Новый палач по вызову ее высочества, господин! — я расплываюсь в улыбке.

— А ты… кто? — ох, как я не люблю этот мизогинистский подход! Для любовницы ты слишком стара и уродлива, а на что еще годится женщина?

— Я его няня, господин!

— Няня? — стражник аж заикается от изумления.

— Да, господин. В наших землях палачей воспитывают с колыбели. Женщины, обученные всем тонкостям пытки. Чтобы мальчик рос безжалостным. Тебе угодно не верить мне, господин? — я легонько тыкаю его ногтем в солнечное сплетение. Стражник, задохнувшись собственным криком, машет рукой — проходи, мол, проходи, не задерживай… Жаль, что нельзя в реальном мире так же с таможенником поступить. Право, жаль.

Все это время Дубина молчит с надменным видом. Молодец. Он изысканный палач из заморских краев, его учили сыздетства, как вытряхивать из человека информацию, он не жалкий коновал, тупо вешающий за крепостной стеной рядком мать, дочь и внучку по подозрению в ведовстве, как можно пользоваться услугами такого недотепы, сколько можно разговаривать с этим ничтожеством, пойдем уже, старуха, ты слишком много болтаешь…

Умница. Моя выучка. С годами из него получится бесподобный мошенник. Если только не король — правитель королевства Кордейры. Бедная девочка, что из нее сделали!

Улицы города прекрасны и кошмарны одновременно. Это как воспоминание о Бесприютном Городе, который мне показала Каменная Морда: здания восхитительны, сама улица отвратительна. Каждый фасад — сага о богатстве и тонкости вкуса хозяина дома. Каждая улица — донос о его наплевательском отношении к идее регулярного градостроительства. Между дивными фасадами двум ослам не разойтись.

— Куда пойдем? — спрашиваю я Геркулеса. Денег у нас нет. Совсем. Да и не знаю я, что у них тут за деньги ходят. И кто знает? Может, дырявые раковины или американские банкноты 1930 года? Это же страна снов. Точнее, кошмаров.