Ярослава Кузнецова - Золотая свирель Страница 93

Нет…

Не так…

(…- Скажи, Левкоя, а правда, что колдуны из Иреи и Ваденги приносят кровавые жертвы?

Старуха почесала лоб мундштуком трубки.

— Про деньгов ничего не скажу, про них разное болтают. Про ирейских ведунов… хм… тебе следовает знать, что это все враки бесталанные.

— Мать ничего не рассказывала. Она вообще про отца не упоминала.

Левкоя сунула мундштук в рот, попыхтела, но трубка уже погасла.

— Достань мне уголечек, малая… Ага. Так что я говорю… враки это про кровавые жертвы. Может, какие дикари дикие и покупают силу чужой кровью… да только не батька твой. Батька твой никаких жертвов не приносил. Никакой крови на его руках нету, вот как.

— Он тебе так и говорил?

— Ага. Я ж спрашала, неужто он к дьяволу обратился в Ирее своей, уж больно страшенное место, Ирея ента.

— А он?

— Никакого, говорит, дьявола нет и не было, и Черный, говорит, Даг ихний ирейский никакой не чертов прислужник, а вовсе древний король. А что язычники его богом огненным кличут и храмы ему строют, так это, говорит, обычное дело средь поганских племен. Короче, ересь всякую болтал, пустозвон… Ага. А колдуны, говорит, ирейские, Дагу не молятся, потому как ни бог он и не дьявол, а просто каменный статуй. И я словам его поверила, потому как и в церкву он со мной вместе ходил, и на мамке твоей по всем правилам женился. Так что жертв он не приносил, ни кровавых, ни каких других, чушь эту ты из головы выкинь.

Я тяжело размышляла, кроша хлеб на скобленый стол. Значит, отец не приносил жертвы и не проходил ритуал. И наверняка именно поэтому он и не был настоящим магом. Он все ключ какой-то искал… Причем тут ключ?

Но гении, дарующие волшебную силу, по описанию Амы Райны не походили на языческих богов. Они, скорее, схожи с ангелами-хранителями или стихийными духами. "Мой гений" — говорила Ама Райна, и воображение тут же рисовало: огонь, свет, тепло, благо… но тогда почему этот гений требует жертвы?

Вздохнув, я пошла по второму кругу:

— Я слышала, чтобы стать настоящим волшебником, надо призвать покровителя. Совершить обряд и воззвать к высшим силам, дарующим магию.

Левкоя прищурилась с подозрением.

— Ты чего это, малая, в колдуньи намылилась?

— А почему бы нет?

— Тю! Наслушалась ерунды! Кто тебе такого наболтал-то?

Я дернула плечом. Не ответила.

— Ента принцесса заморская чернявая тебе голову морочит! — Старуха оттопырила нижнюю губу, показав бурые зубы, и ткнула в мою сторону мундштуком. — Ты, малая, забылась, али как? Ты разбирай, что ли, кто она — и кто ты. Ты для ей грязь подзаборная, котенок шелудивый, она с тобой в бирюльки поиграет — да на улицу и выкинет. А то язык твой дурной велит к чертям вырвать, чтоб не болтала лишнего, как сейчас вот…

— Но ты же ей не скажешь, что я тебе говорила?.. — обеспокоилась я.

— Я-то не скажу, а вот кто другой… — Левкоя в сердцах плюнула под стол. — Я тебе добра желаю, паралик тебя побери, бестолочь окаянную… Что ты, что Ронька мой, и откуда семя такое выискалось препаршивое, ведь никаких обалдуев, никаких бродяг вроде вас не привечала я…

— А кто дедом моим был, Левкоя?

— Да разве упомнишь теперь… Тьфу, беда мне с вами, что вдоль, что поперек, одна сплошная беда и разорение!

Левкоя еще раз плюнула, поднялась и отправилась за занавеску греметь горшками. А я сидела и думала. Жертва ради магической силы. Мне придется убить человека, чтобы призвать гения. И Каланде придется.

Ама Райна это сделала, и не чувствует ни малейших угрызений совести. Правда, она проходила обряд очень давно. Аме Райне сейчас примерно столько же лет, сколько моей Левкое. Но у нее гладкое лицо, чистая кожа, королевская осанка, черные косы без единого седого волоска… У нее власть и сила, и у нее много, много лет впереди. Всего лишь за жизнь какого-то… кто это был? Случайный прохожий, на беду попавшийся в руки райнариному учителю? Бродяга? Преступник, которого так и так плаха ждала?

Господи Единый, Милосердный… Я так редко взываю к тебе, Господи! Наставь меня, что ли, выведи на путь истинный, открой глаза ослепленные.

Помоги мне, Господи…)

Я проснулась на рассвете от холода. То есть, я закоченела так, что не сразу смогла разогнуться. Платье отсырело, дыра на подоле разлезлась и обмахрилась, покрытая пупырьями коленка выставилась наружу; шаль скаталась жгутом, в волосы набилась пропасть лесного мусора и прошлогодней хвои. Изо рта шел пар. Чертово жиденькое сукно не грело совсем… и это платьишко менее суток назад казалось мне гееной огненной? Я посидела немножко, щелкая зубами и пытаясь разогреть дыханием руки и растереть ноги, потом поднялась, охая, как старая бабка. Поясница ныла, шея ныла, от холода и сырости меня била неудержимая дрожь.

Лето кончилось. Кончилось лето. На земле спать уже нельзя — а вот простынешь теперь, соплями изойдешь… Видали вы простуженных утопленников? Чихающих и перхающих, с красными мокрыми носами? Нет? Увидите еще…

Я спустилась с холма в море тумана, захлестнувшего с головой лиственные деревья низины. Небо сочило зеленоватый свет, воздух был переполнен водяной взвесью. Деревья застыли силуэтами, коралловые неподвижные ветви их переплетались бесконечной аркадой, то справа, то слева возникали таинственные гроты, уводя в неведомую глубь — меня не оставляло ощущение, что я иду по морскому дну. Птицы молчали. Небо за пеленой тумана из зеленого становилось золотым.

Я не боялась заблудиться, потому что еще с холма прикинула направление. Овраг должен был пересечь мне путь. Мне не хотелось думать и строить предположения, где сейчас Эрайн и жив ли он вообще. Опоздала я или нет. Не хотелось мне об этом думать. Я просто шла вперед, пока деревья не поредели, и поперек дороги не встала белесая облачная стена, будто именно здесь и находился предел мира.