Елизавета Абаринова-Кожухова - Дверь в преисподнюю Страница 96

Добраться до гордости Новой Ютландии — знаменитой башни славного рыцаря Витольда — Гренделю с боярином Василием так и не довелось. Когда они проходили по краешку очередного болота, Дубов заметил, как в лучах прохладного осеннего солнышка что-то блеснуло. Приглядевшись внимательно, он увидел, что это золотая стрела. Она медленно летела на высоте нескольких метров над уровнем болота.

— Это она, — тронул Василий Гренделя за плечо. — Видите?

— Прямо над нами летит, — заметил Грендель.

Однако по мере приближения полет стрелы начал замедляться и снижаться. Еще несколько мгновений — и стрела вонзилась в землю прямо под ногами Дубова и Гренделя.

— Неужто княжна-лягушка где-то здесь? — удивленно воскликнул Василий. — Вот это совпадение… Похоже, нам здорово повезло — мы станем очевидцами расколдования!

— Что-то тут не так, — покачал головой Грендель. Впрочем, Дубов и сам это почувствовал. Подняв стрелу, Василий увидел, что она заметно потускнела и отливает скорее не золотом, а медью. Еще толком не поняв, в чем дело, детектив крикнул:

— Бежим! Скорее! — И спутники понеслись в ту сторону, откуда прилетела стрела. К счастью, местность оказалась не особо заболоченной, и Дубов с Гренделем могли передвигаться довольно быстро.

— Что там? — на бегу спросил Дубов.

— Черная трясина, — ответил Грендель. — Самое страшное место.

Украдкой бросив взгляд на стрелу, которую все еще держал в руке, Василий увидел, что она вовсе утратила блеск и стала зловеще темно-красной.

— Вот она, Черная трясина, — махнул рукой Грендель. Впереди простиралось бескрайнее болото, от которого веяло чем-то неуловимо мертвящим и жутким — даже лягушачьего гомона не доносилось с безжизненных кочек и мутных омутов.

— И что же дальше? — растерянно проговорил Дубов, глядя на стрелу, которая уже настолько потемнела, что казалась даже не темно-красной, а почти черной. Грендель внимательно принюхивался к лишенному всяких запахов воздуху:

— Вон туда! Только осторожно, умоляю вас…

Приглядевшись внимательно, Василий увидел неподалеку, на самом краю трясины, какое-то синее пятно и узнал в нем непромокаемый плащ Ивана Покровского. Неподалеку валялся и рюкзак. Не раздумывая, детектив бросился в ту сторону. Грендель поспешил следом. Подбежав ближе, они увидели, что «Иван-царевич» уже почти по плечи утонул в трясине и продолжал медленно погружаться.

— Осторожно!!! — крикнул Грендель. Дубов и сам чувствовал, что ступи он в Черную трясину, и его ждет столь же печальная участь. Боярин Василий в растерянности стоял на том месте, где лежали рюкзак, шест и соломенная шляпа.

— Держите меня крепче! — велел Грендель. Он взял шест и, вытянув его перед собой, распластался на поверхности болота. Дубов крепко держал его за ноги. Второй конец шеста оказался около Ивана Покровского. Он с трудом высвободил руки из вязкой пучины и схватился за шест. Василий тянул изо всех сил, и вскоре все трое уже сидели на краю трясины, стуча зубами и от озноба, и от осознания пережитого. Однако стрела вновь сверкала золотом на полуденном осеннем солнышке.

Первым пришел в себя Покровский:

— Господа, а неплохо бы согреться. Костерок развести, чайку сообразить…

— Тут поблизости есть неплохой уголок, — заметил Грендель, — как раз между пригорком и рощей. Там почти не бывает ветра и можно славно устроиться. — И, мечтательно вздохнув, добавил: — Приют изгнания, трудов и вдохновенья…

— O, господин Грендель, так вы поэт! — обрадовался Иван.

Василий не на шутку испугался, что беседа рискует сползти на поэзию, и потому решил, пока не поздно, перевести ее в более близкое себе русло:

— Скажите, господин Покровский, как вас занесло в эту чертову трясину?

Иван поднялся с травы и привычно взвалил на плечи рюкзак:

— Я узнал, что где-то в этих краях заточена моя прабабушка Наталья Кирилловна.

— Как, неужели та женщина в хрустальном гробу?.. — изумился Грендель. — Теперь туда, — указал он на темный перелесок вдали.

— Да, и я в этом совершенно уверен, — ответил Покровский, ступая следом за Гренделем по узкой тропинке. — Вообще-то я не собирался туда идти, просто хотел убедиться, насколько опасна эта Черная трясина. И не успел сделать и пары шагов, как стал тонуть. И тогда пустил стрелу — вдруг кто да увидит. Все равно стрелы мне больше уже не нужны.

— Не нужны? A как же Марфа? — удивился замыкавший шествие боярин Василий.

— A, ну так Марфа-то уже расколдовалась, — небрежно, как о чем-то само собою разумеющемся, ответил Иван. — И знаете, Василий Николаич, она оказалась вовсе не падшей девицей, а самой настоящей княжной!

— И где она теперь? — пропустив шпильку мимо ушей, спросил Дубов.

— Отправилась в королевский замок. Но мне туда идти не велела. Вроде я буду ей только мешать, поскольку ничего не смыслю в придворных нравах.

— Это вы-то, Иван-царевич? — удивился Грендель.

— Ясно одно — Марфа в опасности, — подытожил Василий. — Судя по тому, какая публика собралась в замке, житья там княжне не дадут. Причем в самом прямом смысле.

— Как же ее выручить? — забеспокоился Покровский. — Знал бы, что в замке опасно, ни за что бы не отпустил!

— Нет, для любого из нас соваться в замок было бы сущим безумием, — размышлял Василий. — Так что единственный способ помочь Марфе — ускорить штурм замка. Стало быть, попросим господина Беовульфа и его славных рыцарей малость подсуетиться…

За разговорами они дошли до перелеска — это и впрямь оказалось очень тихое и безветренное место, и даже поздне-осеннее солнце грело здесь почти по-летнему.

— Немного передохнем, согреемся, а к вечеру доберемся до дома, — сказал Грендель, оглядываясь по сторонам, нет ли где поблизости хвороста. Покровский сбросил с плеч рюкзак и шарил внутри, ища все необходимое для кратковременного привала. Боярин Василий прислонился к стволу невысокой сосны и задумчиво глядел куда-то в небо. Можно было бы подумать, что он отдыхает после нелегкого пути, но на самом деле в такие минуты его ум детектива-аналитика работал напряженно, как никогда.

Едва карета Анны Сергеевны въехала в королевский замок, к ней подскочил господин Каширский, который без дела прогуливался по двору и явно поджидал свою сообщницу.

— Ну, что нового? — спросил он, даже не поздоровавшись.

— Много чего, — буркнула Глухарева, вылезая из кареты. — Нам с вами предстоят серьезные дела.

— Это хорошо, — обрадовался Каширский, — а то уж надоело дурака валять. Настойчиво внушаю поэтам, дабы бросили стишки кропать и канавы рыли, а все без толку…