Перси Джексон и последнее пророчество - Риордан Рик Страница 12

– Это что – боги? – спросил я.

– Да, Перси, – ответил Хирон. – Они вот уже несколько дней сражаются с ним, чтобы замедлить его продвижение. Но Тифон продвигается все ближе к Нью-Йорку. К Олимпу.

Я обдумал услышанное.

– И когда он доберется сюда?

– Если боги его не остановят, то дней через пять. Там большинство олимпийцев… кроме твоего отца, который ведет собственную войну.

– А кто же тогда охраняет Олимп?

Коннор Стоулл покачал головой.

– Если Тифон доберется до Нью-Йорка, то, охраняет кто-нибудь Олимп или не охраняет, не будет иметь никакого значения.

Я вспомнил слова Кроноса на корабле: «Мне бы хотелось увидеть ужас в твоих глазах, когда ты поймешь, как я собираюсь уничтожить Олимп».

Значит, он это имел в виду – атаку Тифона? Да, что говорить, это ужас так ужас. Но Кронос всегда пытался нас провести, направить наше внимание на что-нибудь второстепенное. Тут сомнений быть не могло. К тому же и в моем сне золотистый титан говорил о том, что грядет несколько новых атак, а значит, можно было предположить, что Тифон – только первая из них.

– Это обман, – сказал я. – Мы должны предупредить богов. Тут непременно случится еще что-то.

– Что-то хуже Тифона? – Хирон с мрачным видом посмотрел на меня. – Я надеюсь, ничего такого не произойдет.

– Мы должны защитить Олимп, – настаивал я. – Кронос запланировал еще одну атаку.

– Ну да, – напомнил мне Тревис Стоулл. – Но вы с Бекендорфом потопили его корабль.

Все смотрели на меня. Они ждали каких-нибудь хороших новостей. Они хотели верить, что я хоть немного добавлю им надежды.

Я кинул взгляд на Аннабет и сразу понял, что у нас одни и те же мысли: что, если «Принцесса Андромеда» была всего лишь тактическим ходом? Что, если Кронос позволил нам взорвать корабль, чтобы мы после этого расслабились?

Но в присутствии Силены я не хотел говорить об этом. На «Принцессе Андромеде» погиб ее парень.

– Может, ты и прав, – сказал я, хотя сам в это ни капли не верил.

Я попытался представить себе, каким образом дела могут пойти гораздо хуже. Боги были на Среднем Западе – сражались с громадным монстром, который почти что уже победил их один раз. Посейдон находился в блокаде – проигрывал войну морскому титану по имени Океан. Кронос пребывал неизвестно где, и руки у него были развязаны. Олимп остался практически беззащитен. Полубоги Лагеря полукровок были предоставлены сами себе, а в их ряды затесался шпион.

Мало того, в соответствии с древним пророчеством я должен был погибнуть, когда мне исполнится шестнадцать лет, что произойдет через пять дней – как раз тогда, когда ожидается атака Тифона на Нью-Йорк. Чуть об этом не забыл!

– Ну, по-моему, для одного вечера достаточно, – заключил Хирон.

Он взмахнул рукой – и пар исчез. Сражение Тифона и богов в буревых тучах исчезло.

– А по-моему, так маловато, – пробормотал я.

И на этом заседание военного совета завершилось.

Глава четвертая

Металлический саван

Мне снилось, что Рейчел Элизабет Дэр бросает дартс в картину, на которой изображен я.

Она стояла в своей комнате… Нет, не так. Должен сказать, что у Рейчел нет комнаты. В ее распоряжении верхний этаж родительского особняка – роскошного перестроенного дома в Бруклине. Ее «комната» – это громадный чердак с прожекторами вместо ламп и окнами от пола до потолка. Этот этаж почти в два раза больше квартиры моей матери.

Из ее заляпанной краской дорогущей акустической системы доносились ревущие звуки альтернативного рока. Насколько я мог судить, единственное правило Рейчел касательно музыки состояло в том, что на ее айподе не может быть двух песен с похожими мелодиями и все они должны быть необычными.

На ней было кимоно, и волосы ее торчали в разные стороны, словно она только что проснулась. На кровати все было перевернуто. С мольбертов свисали простыни материи. Грязная одежда и старые обертки от энергетических шоколадок валялись на полу, но когда у тебя комната таких размеров, кавардак не очень заметен. В окне виднелись очертания Манхэттена во всей их ночной красе.

Рейчел бросала дротики в картину, где изображался я, стоящий над поверженным гигантом Антеем. Рейчел нарисовала ее пару месяцев назад. Я скорчил такую свирепую (даже пугающую) рожу, что трудно было понять, хороший я парень или плохой, но Рейчел сказала, что именно так я и выглядел после сражения.

– Полубоги, – пробормотала Рейчел, бросая в полотно еще один дротик. – И их дурацкие квесты…

Большинство дротиков улетали в никуда, но несколько попали в цель. Один торчал у меня под нижней губой, словно козлиная бородка.

Кто-то постучал в дверь ее спальни.

– Рейчел! – раздался мужской голос. – Что ты там, черт побери, делаешь? Выключи это…

Рейчел схватила пульт дистанционного управления и выключила музыку.

– Входи.

Отец вошел, нахмурившись и моргая от света. У него были волосы цвета ржавчины, чуть темнее, чем у Рейчел. Они прилипли на одну сторону лица, словно он всегда спал на одном боку. Карман его синей шелковой пижамы украшала монограмма «ВД». Представляете? Кто вообще делает монограммы на пижаме?

– Что тут происходит? – спросил он. – Три часа ночи.

– Не могу уснуть, – ответила Рейчел.

Дротик, который имитировал мою бороду, слетел с картины. Остальные Рейчел спрятала за спиной, но мистер Дэр их заметил.

– Итак… насколько я понимаю, твой друг не вернется в Сент-Томас?

Мистер Дэр так меня называл. Никогда не говорил «Перси». Неизменно «твой друг». Или «молодой человек», если он обращался ко мне, что делал очень редко.

– Не знаю. – Рейчел насупилась.

– Утром мы уезжаем. Если он еще не принял решения…

– Он, вероятно, не придет, – с несчастным видом сказала Рейчел. – Ты доволен?

Мистер Дэр сцепил руки за спиной и принялся с суровым выражением на лице расхаживать по комнате. Я представил, как он это делает в зале заседаний совета директоров своей девелоперской компании и как дергаются, наблюдая за ним, его подчиненные.

– Тебя все еще мучают кошмары? – спросил он. – Головные боли?

Рейчел швырнула дротики на пол.

– Я жалею, что сказала тебе об этом!

– Я твой отец. Я переживаю за тебя.

– Ты переживаешь за репутацию семейства, – пробормотала Рейчел.

Ее отец никак на это не прореагировал, может, потому, что уже слышал это замечание раньше, а может, потому, что так оно и было на самом деле.

– Можно позвать доктора Аркрайта, – предложил он. – Он помог тебе пережить смерть твоего хомячка.

– Тогда мне было шесть лет, – сказала Рейчел. – Теперь мне не нужен психотерапевт. Я всего лишь… – Она беспомощно покачала головой.

Ее отец остановился перед окнами. Он смотрел на горизонт нью-йоркского неба так, словно оно принадлежало ему, что не соответствовало действительности. Он владел только его частью.

– Тебе полезно будет уехать, – решил он. – Тут на тебя оказывали нездоровое влияние.

– Я не собираюсь ни в какую женскую академию в Кларионе, – огрызнулась Рейчел. – А мои друзья тебя не касаются.

Мистер Дэр улыбнулся, но в этой улыбке не было дружелюбия. Она скорее говорила: «Настанет день, когда ты поймешь, какой глупой ты была».

– Попробуй уснуть, – предложил он. – Завтра вечером мы будем на берегу. Развлечешься немного.

– Развлекусь, – повторила за ним Рейчел. – Вот это уж точно.

Ее отец вышел из комнаты. Дверь за собой он не закрыл.

Рейчел уставилась на мой портрет, потом подошла к укрытому простыней мольберту рядом с ним.

– Надеюсь, это сны, – сказала она.

Она сняла простыню с мольберта, на котором оказался сделанный быстрыми росчерками угля набросок. Но Рейчел – хорошая художница. Черты Луки были явно узнаваемы – еще совсем мальчишка лет девяти, с широкой ухмылкой и в то время без шрамов на лице. Я понятия не имел, откуда Рейчел знала, как он тогда выглядел, но сходство было так велико, что я сразу понял: рисовала она не по догадке. Судя по тому, что я знаю о жизни Луки (а знаю я не так уж и много), здесь он был изображен как раз перед тем, как ему стало известно, что он полукровка, и Лука убежал из дома.